Скандальное лето - [10]

Мистер Грей поставил саквояж на пол и, опустившись на колени перед креслом, принялся закатывать рукава рубашки. Лиза изумленно округлила глаза. Какая неотесанность! Этот доктор настоящий дикарь. Однако при виде его обнаженных руку нее пересохло во рту.

Ее взгляд задержался на широких запястьях доктора, покрытых редкими волосками. Казалось, его руки состоят из одних лишь мускулов. Взяв рулон кисеи, доктор отмотал кусок; на руках его обозначились вены.

Восхитительный дикарь! Лизе захотелось провести кончиками пальцев по голубоватым венам на его руках. Наверняка эти руки не такие твердые, как кажутся.

Ладони Лизы невольно сжались в кулачки. Не в ее привычках обижать невинных деревенских лекарей. Бедняга, чего доброго, впадет в меланхолию.

— Похоже, сегодня чудесный день, — проговорила она.

— Верно.

Лиза тихонько вскрикнула, когда доктор, неожиданно сжав ее руки, распрямил их, чтобы осмотреть.

— Вам не больно? — спросил он, вскинув голову.

Мистер Грей говорил самым любезным тоном, но его горячая, сухая, чуть грубоватая ладонь крепко сжимала оголенную руку Лизы.

— Нет, — еле слышно произнесла она. Что, черт возьми, на нее нашло? Реакция была почти звериной.

Усилием воли она заставила себя перевести взгляд на что-то другое. На мерзкий ковер. Но этот маневр не увенчался успехом, поскольку ее внимание тотчас привлекли ноги доктора. Мистер Грей сидел на корточках, и тонкая ткань летних брюк соблазнительно обтягивала бедра.

Его бедра оказались еще более мускулистыми, чем руки.

Лиза слегка качнула головой. Похоже, этот сельский доктор, обычная деревенщина, в действительности — неограненный алмаз.

— Я не вижу ран, на которые следовало бы наложить швы.

Лиза деланно рассмеялась.

— Рада это слышать. Признаюсь, иглы я терпеть не могу. Моя вышивка привела бы вас в ужас.

— Вот как? Выходит, я похож на труса? Не знал. Придется над этим потрудиться.

— Нет, уверяю вас, — проговорила она. — Моя вышивка отвратительна. Я пытаюсь изобразить простой цветок, а выходит… какая-то бесформенная клякса.

На губах доктора мелькнула улыбка. Не ответив, он вновь склонил темную голову, возвращаясь к прерванному занятию.

Лиза нахмурилась, слегка разочарованная и озадаченная. Возможно, он не решался флиртовать с ней, сознавая свое ничтожное положение… Бедняжка! Его следовало разубедить.

Он снова бесцеремонно повернул ее руку, не спросив разрешения. Лежа в постели с женщиной, станет ли он так же властно распоряжаться ее телом? Повелительно, но без жестокости, не испытывая робости или нерешительности. Он овладел бы ею так же бесстрастно, неспешно. Будто следуя установленному плану.

«Что за нелепые фантазии», — одернула себя Лиза. И в самом деле, это на неё не похоже. Воображать себя в постели с незнакомцем? Какой вздор! Если не считать ее мужа, Нелло был единственным мужчиной…

Воспоминание отозвалось болью в сердце Лизы. «Нет. Не смей думать о нем. Он этого не заслуживает. Подонок, негодяй, свинья!»

Как можно было столь жестоко обмануться? Ведь Лиза не сомневалась, что встретила наконец свою любовь. Она верила в это.

Ей не следовало говорить Нелло о своем бедственном положении. Да и вообще не стоило с ним связываться. Друзья предупреждали, что у него на уме одна корысть. Он слыл повесой, охотником за приданым. Но даже повесам и охотникам за придя к ним случается влюбиться. Так она твердила себе.

Ей не забыть лица Нелло, когда тот услышал о ее денежных затруднениях… Брезгливое отвращение, презрение. Лиза никогда еще не видела, чтобы выражение лица менялось так резко.

А вдруг Нелло начнет разносить о ней сплетни? Что ей тогда делать? Никого так не презирают в обществе, как вдов, лишенных средств.

— Вы не просто упали в кусты, миссис Чаддерли. Похоже, рухнув на розы, вы катались по земле.

Доктор поднял голову, и благодаря прихотливой игре света серые глаза его сделались темно-голубыми. Лиза завороженно замерла, глядя на него.

Мистер Грей не был красавцем, но лицо его заслуживало изучения. Резко очерченные скулы, изумительные глаза и твердый подбородок с ямочкой.

Лизу охватило странное чувство, похожее на опьянение, такое же сильное, туманящее разум. Она с радостью уступила ему. Это лучше, чем проливать слезы.

— Как неуклюже с моей стороны. Вы уверены, что ваши кусты не погибли? — Она могла бы заменить их чем-нибудь столь же красивым из своей оранжереи. И доставить цветы лично, разумеется.

— О, розы ничуть не пострадали, — ответил доктор. — Вашим рукам досталось куда больше.

— Возможно, — согласилась Лиза, стараясь придать голосу беспечность. — Совершая полуночные эскапады, леди следует надевать перчатки. Какое бесстыдство! Воображаю, что вы обо мне подумали.

Доктор вскинул бровь, но выражение его лица Лиза не смогла разгадать. А может быть, не захотела, поскольку ей тотчас пришло в голову, что он нашел ее в кустах не только бесчувственной, но и пьяной. В сравнении с этим потеря перчаток — сущая ерунда.

От унижения Лизу вновь бросило в жар.

«Доктора нельзя винить за то, что он осуждает твое поведение».

Ей почудилось, будто она слышит голос матери. Лиза отвернулась к окну. Яркий солнечный свет ослепил ее, но она не отводила глаз, силясь проглотить подступивший к горлу ком. «Довольно. Не думай об этом больше».