Скандальная молодость - [46]

Ченси утверждал, что в этом месте действуют противоположные силы пресной и соленой воды, и, как везде, где природа ведет себя странно, провидение проявляет себя здесь самым таинственным образом. Может быть, это была одна из тех сказок, которые он очень хорошо умел сочинять, но она действовала, и во время прилива на поверхности воды в заводи Морина часто можно было заметить головки девушек вперемешку с заградительными буйками; прилив наступал, поглощая отмели, как лава, и устоять перед ним мог только тот, кому уже нечего было терять.

У меня после этого осталось воспоминание о подъеме все выше и выше, во время которого я не открывала глаз, представляя, что возношусь к какой-то розовой мечте.

Ченси явно находил удовольствие в сценах, которыми сопровождал свои операции. И тогда, когда пользовался железом или палочками, обмотанными паклей, и тогда, когда давал выпить колдовского напитка или заставлял подпрыгивать до потери чувств, он очерчивал вокруг женщины круг, изображающий солнце с вырывающимися из него языками пламени; смуглый, худой, но крепкий, как дуб, со светлыми глазами жителя далматинских островов, он рисовал эти и другие знаки с видом демона. Он пытался заставить нас поверить, что в него вселяется некая сверхчеловеческая сила, а мы притворялись, что верим.

То, что на самом деле он просто развлекался за наш счет, рисуя вокруг нас солнца, ослов с двумя головами, тыквы, огромные, как живот беременной, и божества любви, украшенные перьями, как индейцы, было ясно по той arlia, которая сквозила в его взгляде. Я помню, что он бросал в костер ароматические травы, чтобы воздух не пропитался запахом крови и дезинфицирующих веществ, как в комнатах городских мясников, не скрывающих своего отвращения и злобы, отчего женщины чувствовали себя совершенно одинокими, как чувствует себя человек, оказавшийся на краю света; по зрелому размышлению я поняла, что это отвращение и злобу цивилизованная Италия, с которой я познакомилась, испытывала по отношению к самой себе, потому что ее общество, состоящее из мужчин, женщин и мыслителей, испытывало ужас перед жизнью, которую давало, и когда оно подводило итоги своего выживания, превращая их в философские теории, и говорило даже о такой безумной форме будущего, какой является бессмертие, на самом деле ему хотелось бы увидеть себя стертым с лица земли.

К этому вела — и всегда будет вести — Италия лжи: потому что, если люди, исчезая, смогли бы перестать притворяться или вынуждать притворяться других, они стали бы безмерно счастливы.

Ченси, наоборот, обладал способностью делать вещи естественными, с уважением относясь ко всем нам. И именно те, кто толкал девушек к нему, кто впоследствии заставил его исчезнуть в горестном море его имени, — выдающиеся представители высокой нравственности и создатели ее законов — проявляли наибольшую жестокость, если их задевали за живое. Это они говорили: сплаваешь на лодке с петухом, пустишь кровь, и быстро обратно. Воспользовавшись абортами как предлогом, они задумали наказать его за то, что на острове Альбарелла он давал приют самым разным людям, которых разыскивала полиция, так что потом их уже невозможно было обнаружить в лесах и болотах; и пользовался девушками для Поездок Тобре, которые он, по мнению одних, организовывал для мафии, а по мнению других — для подпольщиков: речь шла о сопровождении людей, скрывающихся от правосудия или замешанных в противозаконных действиях, чтобы обеспечить им прикрытие, и девушки, которые соглашались на это за приличные деньги, выдавали себя за жен, сестер или невест тех неизвестных, к которым их прикрепляли, в большинстве своем ничего не зная о цели и смысле Тобре.

Я этого боялась и избегала; но три раза соглашалась, так как не могла постоянно отказывать Ченси, к тому же мне нужны были деньги. Одну из таких поездок я помню особенно хорошо, потому что она поставила передо мной много загадок и повлияла на мою жизнь в те годы, хотя бывают моменты, когда мне кажется, что ее никогда не было, и мы с Ченси ее только вообразили.

Он тайно встретился со мной в Сканно дель Пало весной 30-го и предложил хорошо заработать. Я спросила: что на этот раз? Он объяснил, что мне придется провести несколько дней с неким Джулио Пезенти, которого я раньше никогда не видела; Тобре начнется в Помпонеско, откуда по реке нам предстоит отправиться в Порто Толле. Кроме совместного путешествия, добавил Ченси, ты проживешь с ним две недели там, где он скажет, это время будет неплохо оплачено; всем будешь говорить, что вы с ним вместе уже год. Он дал мне несколько листков бумаги с описанием всех событий, якобы случившихся со мной за этот год, — это я должна была выучить наизусть — и довольно скудными сведениями о характере Пезенти, который значился под фамилией Фалько.

Но в Тобре нас будет трое, мы и еще один пожилой человек, который будет выдавать себя за рабочего.

Я спросила:

— А почему за разнорабочего?

— Пока это тебя не касается, — ответил он, — а потом сама поймешь.

Инструкции в подобных случаях были самым важным делом, и горе тому, кто их нарушал. Начинались они с так называемой