Скандальная молодость - [29]

Мысль о памятнике пришла в голову Ханси.

Дезертиры приняли массовое участие в его создании, а сам он под палящим солнцем руководил работой, используя Дзелию в качестве натурщицы. Наконец, когда сняли леса, она увидела себя в виде высеченной из камня фигуры, которая должна была символизировать Родину, но от этого образа в ней не было ровным счетом ничего: голова статуи поражала естественностью, тело — отсутствием какой бы то ни было величественности, и вся в целом она дышала грацией, которая принадлежала не Истории с большой буквы, а повседневной реальности. К празднику открытия памятника военный капельмейстер сочинил вальс.

Монумент сразу же осадили чайки, прилетавшие подремать на нем в знойные дни, потом его засыпало снегом, который, казалось, обладал способностью изменять расстояние между предметами.

Однажды утром Дзелия увидела лошадей, яростно грызущих удила, горящие понтонные мосты и карабинеров на плато.

— Да здравствует несознательное общество! — закричал Пруссак. Его убили первым. Военный капельмейстер пустил себе пулю в лоб и рухнул на груду музыкальных инструментов. Лагерь быстро превратился в беспорядочное нагромождение горящих палаток, и расстрелы прекратились только под утро.

Ханси преградил дорогу трем конным офицерам.

— Почему вы ждали так долго? — спросил он.

— Потому что, — ответил капитан, тот самый, который всегда скакал с поднятой рукой, — теперь мы точно знаем, что победили.

Из-за национальности и внешности, резко выделявшей его из других дезертиров, Ханси расстреляли не сразу. Когда карательный взвод отдыхал, он, сидя рядом с Дзелией, наслаждался этим мгновением покоя, и вдыхал ветер с Дельты, который осыпал трупы пыльцой болотной корицы.

Они колебались до последнего момента, потом приказали:

— Выходи.

— Ревуа, — сказал ей Ханси.

Дзелия осталась в лагере; на следующий день они вернутся, чтобы похоронить мертвых. В воздухе распространялся запах гниющих листьев, и мародеры уже приступили к своей работе. Еще не раз жизнь проведет ее через лагеря уничтожения, но сейчас это было впервые, и то, что она выжила, показалось ей каким-то абсурдом. Потом она ушла, оставив за плечами почерневшую от дыма пожарищ статую: у нее отбили голову, всю исковеркали ударами кирки и водрузили над ней трехцветное знамя.

Она возвращалась на земли Парменио.

Гигантских размеров нос, белый в красный горошек, поднялся над плотинами Помпонеско. Не видно было ни веревок, ни лебедок. Плывя над горизонтом, он повернул в сторону луны, и она приняла его за корабль; на самом деле это был «Большой Нос», который тащил свой монгольфьер над деревнями.

Глубокое молчание высохшего русла реки сменилось музыкой. Дзелия спросила, что это.

— Семирамида, — весело прошептала ей какая-то тень.

Ее охватила необъяснимая радость, когда на широкой естественной лестнице появился оркестр; чем ближе, тем многочисленнее казался он ей, и тем страннее выглядели инструменты. «Большой Нос» скрылся в направлении Кароббио, и в ясной ночи его проводили аплодисменты невидимых зрителей.

— Это карнавал Прорицателей! — восклицали люди, обнимая Дзелию и тут же исчезая.

Она очутилась на равнине, заполненной самыми разнообразными типами. Палатки и павильоны образовывали отдельные островки праздника, никак не связанные друг с другом; это были муравейники, охваченные иллюзией вечной жизни. Скитальцы и Колдуны украсили флагами нечто вроде допотопного скелета. Повсюду горели костры. В неописуемой суматохе один из Распорядителей Праздника тщетно пытался привлечь внимание зрителей к персонажам в масках, которые по очереди выходили на дорожку и, представившись, с поклоном удалялись. Первый заявил, что он Рокамболь — благородный грабитель. Второй, Бертольдо, символизировал житейскую хитрость, третий, Робинзон, — одиночество, и четвертый, Распутин, — священнослужителей. Потом маски вышли все вместе и прочли смешные отрывки из того, что было объявлено как «Книга бродяг».

Затем прозвучали серенады Котов и дикие пляски с их подопечными.

Переходя из одного праздничного мира в другой, она обратила внимание, что ничему уже не удивляется. На огороженной площадке представляли персонажей, умерших столетия тому назад и воскресших специально ради этой ночи — Сантальти, Дивели и Скромных Нищих, которые появлялись между палатками, вызывая молчаливое изумление публики. Они участвовали в праздновании Мистерий, и в небе, с помощью оптического колдовства открывались взору скрытые покровом, далекие, в белых туниках, звездные сферы. Эти пришельцы из глубины веков также утверждали, что способны вернуть человеческому разуму такие не утраченные, но остававшиеся без применения способности, как память о прежних жизнях и дар предвидения; желающих увидеть звезды, движущиеся со скоростью сто тысяч километров в секунду, приглашали взглянуть в телескоп. Дзелия так и сделала, чтобы убедить всех присутствующих, что никакого обмана нет, и полюбовалась звездами, которые гнались друг за другом, как чистокровные скакуны.

В качестве поощрения ей сказали:

— Повернись.

Какая-то фигура в красной тунике поднималась из оврага, заросшего по краям тополями, и она сразу же почувствовала к ней доверие, хотя, чем ближе та подходила, тем расплывчатее становилась — мешали отблески огней в стоячей воде; Дзелия видела ее, как через мутное стекло, из-за чего красный цвет туники казался тусклым. В руках фигура держала выкрашенную серебряной краской урну, от которой исходил аромат святости.