Скандал в семействе Уинтерли - [14]

Глава 5

Мисс Уинтерли сделала такой вид, будто действительно считает себя такой праведницей, но только на мгновение, чтобы разозлить его. Потом ее глаза весело блеснули, а губы изогнулись в неотразимо соблазнительной улыбке. Кольм с трудом справился с почти непреодолимым желанием поцеловать ее прямо здесь, посреди Грин-парка, да так, чтобы у нее перехватило дыхание и она затихла, отвечая на его поцелуй. Каким чудом эта сдержанная, уверенная в себе женщина, улыбнувшись, вдруг превратилась в очаровательное, умное, веселое и дерзкое существо?

— Я люблю свои наряды, люблю ходить в оперу, в театры и на концерты, только настоящие, а не те, что устраивают «музыкальные» дамы, чтобы похвастаться своими манерами и талантами. К тому же, оставаясь у себя, я не смогла бы так часто видеться со своими друзьями и родственниками. Поэтому, чтобы иметь возможность пообщаться с теми, кто мне дорог, я согласна мириться со всеми этими миссис Дернли и мистерами Картерами.

Стараниями своей брайтонской квартирной хозяйки даже Кольм знал о чудесном превращении Джеймса Уинтерли из праздного лондонского повесы в сельского сквайра и отца семейства. Еще он знал о близкой дружбе Уинтерли с маркизом Монтень и многочисленной родней его жены… и конечно же о сэре Гидеоне Лорейн и его супруге. И вот она, правда: мисс Уинтерли вращается в узком кругу известных влиятельных аристократов, а он всего лишь секретарь, да и то благодаря угрызениям совести своего дяди Хорэса.

— Что ж, надеюсь, вы получите удовольствие от своего следующего визита, мисс Уинтерли, — сказал Кольм и, чопорно поклонившись, приподнял свою потертую старомодную шляпу.

— Спасибо, мистер Картер, — ответила она с царственным кивком, иронично приподняв изящные темные брови. — Вы очень любезны.

— Хорошего дня, мисс Уинтерли, — натянуто произнес он и приготовился, хромая, удалиться к своим книгам, бумагам и упаковочным ящикам.

— И вам хорошего дня, сэр, — услышал он небрежный ответ дамы, обращенный к слуге высшего ранга, каким он и являлся на сегодняшний день.

Всю дорогу до Дернли-Хаус ему не давала покоя мысль о том, какая пропасть разделяет его и мисс Уинтерли, к тому же Кольм чувствовал, что по какой-то странной причине хромает сильнее обычного.

— Даже лунатик не настолько глуп, чтобы засматриваться на эту луну, Кольм Хэнкорт, — пробурчал он сквозь зубы.

Кольм знал, что он не сумасшедший, но это было почти все, что он мог предложить женщине, настолько потерявшей рассудок, чтобы заинтересоваться им. Он — покрытый шрамами инвалид без гроша за душой и разве что не живет в канаве. До того как он встретил мисс Уинтерли, ему удавалось убедить себя, что он жалеет о потерянном богатстве только из-за Нелл. Теперь у него закралось подозрение, что это ложь. Разве он мог надеяться, что мисс Уинтерли когда-нибудь посмотрит на него как на возможного любовника, если бы он не был тем, кто есть? Конечно нет. Эта мысль смешна, и он должен сейчас же выбросить ее из головы.

Надо думать, что он может сделать, чтобы спасти свою сестру Нелл от благородной бедности или постели богача без обручального кольца. От одной мысли, что его умную, смелую сестру ждет такая судьба, Кольма охватывал такой ужас, что все пустые мечты отходили на задний план, заставляя сосредоточиться на ее будущем. Оставалась одна иллюзорная возможность, вертевшаяся у него в голове с тех пор, как прошлой ночью он прочел последнюю часть дневников Памелы. Кольм отбросил мысль о том, что не должен читать их, прежде чем передаст законному владельцу. Он, как никто другой, имел право знать, о чем думала эта проклятая женщина, когда жила с его отцом. После того пассажа об изумрудах она с раздражающим постоянством избегала писать о драгоценностях до самого конца своего дневника, когда, судя по всему, отправилась в то злополучное путешествие. Но перед этим она жаловалась, что он отказался отдать ей последнее сокровище своей жены — великолепный бриллиантовый гарнитур, изготовленный по заказу сэра Джозефа Лэмбери для дочери после рождения Кольма. Значит, когда его отец с любовницей уехали из Англии, гарнитур оставался в хранилище банка. Но когда перед армией Кольм набрался смелости задать вопрос, его дядя поклялся, что там пусто, как в кармане нищего.

Кольм представил, сколько мог стоить бриллиантовый гарнитур, и перед ним забрезжила слабая искорка надежды. Он смутно помнил, как мать надевала его, когда собиралась на достаточно пышный бал. Гарнитур состоял из тиары и великолепного бриллиантового колье, камни которых фантастически сверкали при свете канделябров, когда она приходила пожелать ему спокойной ночи. Ее тонкие запястья украшали тяжелые браслеты, и, когда она игриво двигала руками, по всей комнате разбегалась радуга… Громкие крики двух поругавшихся извозчиков вернули Кольма из прошлого к совсем иной реальности. Он на какое-то мгновение вернулся туда, в те счастливые моменты с матерью, и вспомнил много того, что считал давно забытым.

Жаль, что он не мог разделить эти прекрасные воспоминания с сестрой, потому что Нелл была слишком мала и сохранила только смутное воспоминание о светлых волосах и теплых руках матери. Этим летом в Брюсселе, когда в одну из ночей боль от ран не давала ему уснуть, они заговорили о родителях. Тогда, даже не зная, останется ли он жить, Кольм многое понял. И самое главное, понял, что они с сестрой сберегли прочную связь друг с другом, несмотря на все старания родственников разделить их. Все эти годы они делали вид, что скандал Хэнкорта и Уинтерли умер вместе с их братом, но даже предыдущему герцогу и дяде Морису не удалось заставить Кольма и Нелл стать чужими.