Скандал в личной жизни - [21]

Ночной воздух был теплым и душным. Ветра совершенно не чувствовалось, ни единый лист не колыхался на деревьях. Меган глубоко вздохнула, наполняя легкие до тех пор, пока они, казалось, разорвутся. Снова и снова она жадно глотала воздух, совсем как резиновый матрас, который нужно надуть, прежде чем он станет крепким и упругим.

Меган подождала, пока не почувствовала себя тверже и увереннее. Потом направилась вдоль дома к застекленной лоджии на склоне холма. Дойдя до него, она прислонилась к перилам. Отсюда можно видеть залив, лишенный всяких красок под черным безлунным небом. Только сверкающие огоньки яхт и парусных лодок виднелись внизу.

Меган снова медленно вздохнула. Давление в груди давало приятные ощущения. Она так давно не дышала по-настоящему. Почти целый год. Она вряд ли помнила об этом времени, как жила, что делала. Как робот, который в состоянии выполнять определенные операции, но полностью выключается после их завершения. Она не ощущала себя живым существом и редко знала, какое сегодня число, день недели, время.

Только один раз Меган ощутила прилив жизни. Это случилось вскоре после аборта. Они с Алекс были на пристани. Молодая пара терпеливо уговаривала своего ребенка пройти несколько шажков от отца к маме. Алекс пыталась оттащить ее, но Меган, завороженная улыбкой малыша, тянулась к нему. Ей хотелось подбежать и вырвать ребенка из их рук. Ее малыш был бы таким же. У него были бы темные, как у Тони, волосы и светлые, как у нее, глаза. Она шла к нему, ничего не замечая вокруг, пока Алекс, крепко схватив, не тряхнула ее как следует.

– Это не твой ребенок, не твой, – повторила Алекс. Меган бросилась к дому и заперлась в своей комнате до следующего утра. И тогда, в самозащите, она научилась отгораживаться ото всех и всего.

Меган встала коленями на деревянный пол лоджии и положила подбородок на перила. Она думала об Алекс, своей лучшей подруге. О том, как сильно она любит ее, не важно, что произошло между ней и Тони. Какое-то время Меган казалось, что надо отделиться от Алекс, причинить ей боль равнодушием. Пару раз Меган пыталась спросить Алекс об истории с Тони. Но сначала она страшилась узнать правду, а потом, по мере того, как росла пустота внутри, ей стало безразлично. Сейчас она знала, что Тони просто использовал ее, чтобы досадить Алекс. Но знание всех деталей не причинит ей большей боли, чем боль от потери ребенка и уверенности, что Тони никогда не любил ее.

Меган подумала о Клементине. Сильная, смелая, спокойная Клементина. Она держала ее руку, когда доктор вонзал в нее холодные металлические приспособления. Анестезия полностью не подействовала, и Меган чувствовала, как доктор пронзает и колет ее внутренности, выталкивая в потоке крови зародившуюся жизнь. После этого каждый раз, когда она встречалась с Клементиной, Меган, несмотря на все свои старания забыть, вспоминала эту сцену.

Она подумала о своих родителях, которых настолько увлекло и пленило внешнее богатство и благополучие, что едва ли они замечали ее присутствие. Они ни разу не спросили, что с ней происходит, почему она не ест, ни с кем не разговаривает и не смеется. Меган попыталась представить, что бы произошло, умри она на столе у врача в кабинете.

И еще она подумала о Тони, который научил ее любить, бояться любви и ненавидеть.

Наконец Меган, обхватив руками живот, вспомнила о своем ребенке. Доктор сказал, что это был мальчик.

Услышав звук шагов, она обернулась. Позади, взявшись за руки, стояли Алекс и Клементина. Они осторожно приближались к ней, и Меган протянула к ним руки. Единственное, чего ей хотелось в эту минуту, снова быть рядом с подругами. Они опустились на колени, крепко обняли ее, и тогда Меган заплакала.

Клементина стояла на сцене третьей в ряду девушек. Голова поднята, плечи отведены назад, грудь вперед, живот подтянут, правая нога впереди, левая – на шаг сзади, глаза широко распахнуты, на лице сияющая улыбка, руки прижаты к туловищу. Она так много раз тренировала эту позу, что манерность стала ее второй натурой. Она никогда нигде не расслаблялась – ни на сцене, ни в школе, ни за обеденным столом.

Ее взгляд скользнул в сторону матери и отчима, сидевших рядом с Алекс и Меган в четвертом ряду. Подчиняясь какому-то глупому капризу, она послала письмо отцу, в котором просила его приехать на финал. Дюк метался по всей стране – из Денвера в Сиэттл, из Сиэттла – в Кливленд, в Майами, последнее место пребывания, о котором она слышала – Атланта. Так что Клементина не была уверена, получил ли он письмо. Скорее всего, все-таки получил и решил полностью проигнорировать ее просьбу, как, впрочем, поступал всегда. Чего ради она вообще решила отыскать его? Клементина моргнула и отвела взгляд. Лучше не думать ни о нем, ни о ком-то еще. Эти мысли только расстраивали и сбивали с толку.

Вызвали девушку, стоявшую перед Клементиной, и она прошлась взад и вперед по узкому помосту, соединявшему зал со сценой. Неуверенно, подумала Клементина. Ноги ее слегка дрожали, и она выглядела неуклюжей в туфлях на десятисантиметровых каблуках. Ни у одной претендентки нет шанса на победу, если она не смотрится так, как будто сможет принимать душ на каблуках. Клементина как-то раз попробовала и нашла, что не так уж это и трудно, надо только найти опору для ног. Сама она постоянно ходила на каблуках. У нее были шпильки всех цветов.