Скандал у озера - [96]

– По сравнению с тобой он – хорошая партия! – пошутил Дави, лукаво подмигнув Пьеру.

– Попридержи язык, дружище! За работу!

Роберваль, улица Марку, тот же день, пять часов вечера

Жасент двигалась по направлению к улице Марку.

Она окончательно ушла из больницы. На сердце у нее было тяжело, оттого что ей пришлось бросить своих пациентов: детей, больных туберкулезом, неимущих, пожилых одиноких женщин, таких как Мария Тессье и Жермен Бушар. Она уносила свой медицинский халат, шапочку и зарплату за май. Если бы матушка-настоятельница не уволила ее, Жасент подождала бы до конца июля, чтобы уйти самой, а после – обустроила бы свой кабинет в Сен-Приме.

«Предоставить все воле случая, отдаться в руки судьбы – это, в сущности, не так уж и плохо», – думала она. Со смиренной улыбкой на губах она сравнила себя с веточкой, гонимой волнами озера, этого огромного неукротимого озера, глухой рокот которого убаюкивал ее в детстве. Зимой оно, превращаясь в гигантский каток с покрытой инеем растительностью по берегам, становилось прекрасным местом для игр.

– Это был последний приступ безумия этой весны, – сказала послушница, подавая Жасент чашку чая с ломтиком хлеба, намазанным слоем темно-сиреневого и блестящего черничного варенья, которое монахини заготавливали каждое лето.

За бурей последовало глубокое спокойствие, но оно относилось только к небу и присмиревшему озеру. Теперь нужно было устранять поломки: ремонтировать крытый проход больницы, веранду, пристройки, кровлю, привести в порядок сад, в котором пропадали молодые побеги, погребенные под толщей воды вместе с надеждой на хорошее лето. Некоторые улицы до сих пор были затоплены, деревянные тротуары – повреждены, ограды – повалены. Такую же удручающую картину можно было встретить повсюду в городе. Стая чаек кружила над берегом в поисках отбросов.

«Интересно, на какой прием я могу рассчитывать в Сен-Приме», – переживала Жасент, переступая через толстенный брус на углу бульвара Сен-Жозеф.

Она решила не торопить события. Она всегда может положиться на Матильду с ее мрачным проницательным взглядом, с ее ворчливостью и одновременно теплотой, с приятными ароматами, разносящимися по ее кухне, так же, как и рассчитывать на безграничную привязанность дедушки Фердинанда и на понимание Лорика. Наверное, Сидони тоже будет рада увидеться с сестрой, несмотря на то что у них возникли разногласия по поводу Эмминого дневника.

Словно для того, чтобы вселить в Жасент надежду, тучи рассеялись, уступая место лучам солнца. Казалось, пейзаж оживился и заиграл красками. Растроганная этим зрелищем, юная медсестра любовалась растущим за оградой хилым кустиком, бледно-желтые цветы которого внезапно озарило солнце.

– Ну наконец солнце! – прокричала ей одна из соседок, выглядывая из окна со щеткой для уборки пыли в руке. – Кажется, худшее уже позади.

– Надеюсь, вы правы, – согласилась Жасент.

– И все же со всей этой водой была настоящая катастрофа. Мой сын, он приехал из Сен-Симеона, рассказал мне, что там разрушены два дома, а четыре шлюза поломаны, вместе с подпорками моста Дюфур. Боже милостивый, починка обойдется так дорого! До свидания, мадемуазель!

– Я не знаю, когда мы с вами снова увидимся. Я уезжаю, возвращаюсь к себе, в Сен-Прим.

– Что же так? Как жаль!

Жасент уклончиво пожала плечами и улыбнулась на прощание домохозяйке. Мысль о далеком будущем, когда она, как и эта соседка, будет жить с Пьером в их собственном доме, отозвалась в ее душе радостным трепетом. «По утрам я буду готовить ему яичницу с беконом; по всей кухне будет разноситься приятный аромат. У нас будет ребенок, летом он будет играть под сенью яблони, а я буду расстилать ему покрывало! Маленький мальчик, нет, девочка или оба! – принялась мечтать Жасент. – Еще мы заведем собаку, черно-белую!»

С такими радужными мыслями Жасент добралась до своего дома. Ее жизнь принимала совсем неожиданный для нее оборот, и нельзя сказать, что он ей не нравился. Трагическая смерть Эммы ассоциировалась у нее теперь с внезапно налетевшим ураганом, который полностью разрушил привычную жизнь. Тем же вечером ей предстояло узнать, что этот же губительный ураган сорвал маски с членов ее семьи.

Сен-Прим, ферма Клутье, тот же день, вечер

Сидони следила за тем, как варится суп из желтого горошка – любимое блюдо Лорика. Из стоящей на печке чугунной эмалированной кастрюли исходил приятный аромат – смесь тимьяна, сельдерея и лука. В печи потрескивал огонь. Ощущение этого тепла, сражающегося с чрезмерной влажностью, возвращало Сидони в повседневность.

– Так хорошо оказаться дома, правда, мама? – спросила она, бросая тревожный взгляд на сидящую за столом Альберту.

– Твой дедушка, должно быть, сейчас чувствует себя таким одиноким! – ответила мать.

– Я зашла к нему по дороге из универсама. Дедуля сказал, что ужинает у соседей, французов. Они действительно очень славные люди. Мама, как думаешь: может, лучше зажарить мясо целым куском, вместо того чтобы порезать его на кусочки и поставить вариться с горохом?

– Сидони, хватит лукавить! Спасибо тебе за все твои усилия. Ты помыла полы во всем доме, принесла и украсила дом лилиями, но ты же прекрасно видишь, как обстоят дела!