Скандал у озера - [93]

– Пусть слушают, – отрезала мать. – Я могу пойти к ним, рассказать то, что узнала, меня это не волнует. Я в ярости, дети мои, да, в безудержной ярости.

В этот момент Лорик показал сестре на упряжку, которая приближалась к ним галопом. Оба узнали лошадь; в повозке, держа вожжи в руках, стоял их отец. Он боролся с порывами ветра, его седые волосы свободно развевались, его мощное тело с трудом удерживало равновесие. Альберта тоже обернулась. Увидев супруга, женщина нахмурилась.

– Господи, ты жива! – пробормотал Шамплен, остановив Звонка во дворе фермы.

Он быстро выпрыгнул из повозки – его бледное как мел лицо осунулось.

– Не приближайся! – завопила Альберта. – Я ненавижу тебя, проклинаю! Единственное, что для тебя важно, – это земля, твоя земля, зерно и сено! Когда я вышла за тебя, я стала вкалывать как проклятая, потому что ты покупал все новые участки, которые нужно было вспахивать и возделывать! По твоей вине я потеряла троих малышей: я изводила себя, но никогда не жаловалась! Да, троих малышей, которые вышли из моего живота, вышли в болях и страданиях, но я молчала. А теперь я потеряла Эмму, мою дочь. Почему, Шамплен? Давай, скажи мне, почему?

Фермер, словно каменное изваяние, оторопело смотрел на супругу, как будто видел ее впервые. Понимая, в каком оцепенении находятся сейчас Сидони и Лорик, он успокаивающе поднял руку:

– Бедная моя Альберта, ты все еще бредишь. Приедет доктор и сделает тебе укол. Дети, отведите мать на улицу Лаберж и уложите ее в постель.

– Нет, я не хочу никаких уколов и ложиться тоже не буду. Я возвращаюсь сюда, к себе, в свой дом, и я запрещаю тебе переступать его порог, Шамплен Клутье! Больше ты ко мне не прикоснешься, клянусь перед Господом Богом!

Сидони, ошеломленная и шокированная, разразилась рыданиями. Так же, как и отец, она открывала для себя другую Альберту – разрумянившуюся от гнева, с растрепанными волосами. Но худшее было впереди. Лорик за руку отвел мать в сарай – возможно, из желания избежать любопытства соседей. Шамплен, как обычно, пошел туда распрягать лошадь.

– Оставь меня, сынок!

Приказ матери прозвучал, словно удар плетью.

Лорик отступил назад и обнял Сидони за плечи. Они наблюдали за тем, как родители, стоя в двух метрах друг от друга, затеяли перебранку.

– Спрашиваю тебя еще раз, Шамплен, – кричала Альберта, направляя на мужа указательный палец. – Почему Эмма так боялась тебя? Я могу ответить за тебя: как только ты понял, что она любит танцевать, наряжаться и кокетничать, – ты стал угрожать ей, что один неверный шаг – и ты отрекаешься от нее. Своим ремнем ты постоянно отбивал у нее охоту к веселью. Но от кого же она унаследовала свой темперамент, от кого?

– Замолчи же, ты просто смешна, женщина, – хриплым голосом прорычал Шамплен. – Не стоит ворошить прошлое. Ведь мы с тобой, в сущности, хорошо ладили!

– Совсем не ладили, Шамплен Клутье, никогда! – возразила Альберта; она выглядела беззащитной в своей белой и легкой ночной сорочке, трепыхающейся на ветру. – Я не любила тебя, я любила другого, но у меня, бедной девочки, не было права на выбор. Ты этим пользовался, ты брал то, что хотел, но что тебе не принадлежало. Господь мне свидетель: часто в кошмарах мне снится та летняя ночь, ночь, когда ты взял меня силой, потому что был совершенно пьяный, а я не могла защититься. Ты притащил меня, ударил, бросил на пол. Я тщетно пыталась вырваться: мне это было не под силу. Хорошенько слушай, Сидони, как мужчина всего за несколько минут крадет честь порядочной девушки. А потом несчастная, снедаемая стыдом, навеки запятнанная, только и может, что плакать. Она говорит «прощай» милому парню, которого нежно любила, выходит замуж за мерзавца, который ее изнасиловал, а когда производит на свет дитя, ей не удается его полюбить, этот плод насилия, плод позора.

– Жасент… Не о ней ли ты говоришь, мама? – Лорик пришел в негодование.

– Да, я говорю о Жасент, которая росла в моем чреве, в то время как я задыхалась от ненависти.

Альберта заскрежетала зубами от холода и злости. Ошеломленный Шамплен молча потупил взор.

– Не стоило тебе выкладывать все это, – наконец проворчал он. – Какого черта нашим близнецам нужно знать об этой истории?

– Эмма была влюблена и носила в себе плод этой любви, – ответила супруга. – Но это не столь тяжкое преступление, как твое, Шамплен. Если бы она призналась тебе в своей ошибке, во имя справедливости ты должен был бы простить ее. Но ты бы не сделал этого: ты ведь считаешь себя важной персоной, достойной безмерного уважения! А ты всего лишь подлец, мерзавец! Ты убил ее своей жестокостью, а я – своей слабостью! Она знала, что я неспособна ее защитить.

Повисло долгое молчание. Лорик заметил, что буря успокоилась, что до них больше не доносится гул волн на озере. Сидони, прижимаясь к брату, тоже это отметила.

– Я думал, что искупил свою вину, – медленно проговорил Шамплен, по очереди окидывая всех взглядом. – Я ошибался. Черт, значит, недостаточно было того, что я женился на вашей матери, предоставил ей дом, белье и шерсть для пряжи.

– Нет, недостаточно, – отрезала Альберта. – А сейчас – уходи! Уходи, я тебе говорю!