Скандал у озера - [67]

Так говорить ей было гораздо легче: собеседник не волновал ее и не приводил в смущение взглядом. Жасент подробно рассказала ему обо всем, что делала и что узнала в течение последних дней, перебирая в воспоминаниях все те часы, которые она провела в Сен-Приме, Сен-Методе, у Матильды, у Брижит, с Жактансом Тибо, Сидони и отцом. Она постаралась как можно точнее описать Пьеру свои растущие сомнения, а в завершение своего рассказа она поведала о том, что прочла Эммин дневник, а также черновик ее прощального письма, о котором не смогла рассказать ни Сидони, ни Лорику.

Временами комок подкатывал к ее горлу, она запиналась, дрожала, и для Пьера это было поводом наклониться к Жасент и поцеловать ее в лоб, в тот бледный шрам, который был так хорошо знаком ему. Когда Жасент закончила свое повествование, Пьер некоторое время молчал.

– Я не понимаю позицию Шамплена и Сидони, – наконец произнес он. – Жасент, дорогая, ты права, Эмма не покончила жизнь самоубийством. А даже если она все-таки его совершила – зачем это скрывать? Во имя сохранения чести Клутье? Чтобы напечатать статью, очерняющую правительство? Как мне кажется, Паком знает больше, чем мы все. Если бы ты рассказала мне обо всем в Сен-Методе, я бы не поехал к отцу и мы с Лориком и Дави постарались бы Пакома разговорить.

– Матильда говорит, что он славный парень. Что его нужно задобрить, не вести себя с ним резко. Я ни в чем его не обвиняю. Он мог встретить Эмму на берегу озера, поговорить с ней, а затем уйти. Возможно, он украл у нее сумку. Но который был час? Почему Паком разгуливал так поздно? Или рано… Я не перестаю задавать себе этот вопрос.

– Нужно предупредить полицию, Жасент. Доктор Гослен был прав, Матильда тоже. Мне даже кажется странным то, что вы похоронили Эмму так скоро, без всякого расследования.

– И это еще одна моя ошибка. В тот же вечер по возвращении из Ривербенда я показала Эммино письмо папе. Для него, Лорика и для меня это был суицид, для всех остальных жителей деревни – несчастный случай. Пьер, если я расскажу полиции все то, что знаю, случится ужасное: мама узнает правду, тело будет эксгумировано, будет произведено вскрытие. Во время учебы я присутствовала на такой процедуре. Это отвратительно. И еще: эта «М» ни о чем тебе не говорит? Ты знаком со многими жителями Альмы, Сен-Жерома и Арвиды. Умоляю тебя, подумай хорошенько. Ты говорил, что в середине января вы с сестрой снова виделись. Она была одна? У нее не было возлюбленного?

– Имен и фамилий, начинающихся на «М», – десятки. Может быть, это прозвище. Я подумаю, обещаю.

В этот момент на них со всех силой обрушился шквал ветра. По лодке застучал ливень; Пьер должен был контролировать ее курс, чтобы не сбиться с нужного направления. Он не выпускал из виду берег, нетерпеливо ожидая появления наиболее заметных сооружений Роберваля: больницы, отеля «Шато Роберваль», монастыря урсулинок. Он без устали всматривался в окрестности, а также следил за бревнами, занесенными в эти края рекой Мистассини и плавающими теперь на поверхности воды.

– Нам еще далеко? – спросила молодая женщина.

– Увы, мы приближаемся! Мне будет тяжело с тобой расставаться. Когда ты хочешь, чтобы я отвез тебя в Сен-Жером, чтобы забрать Эммины вещи?

– Завтра вечером, если ты сможешь, – прошептала она. – Теперь, когда ты в курсе всей ситуации, я чувствую себя намного спокойнее. Я хотела бы видеть тебя, сесть напротив. Позволь мне вернуться на скамейку.

– Хорошо, но руку твою я не отпущу. Будь осторожна!

В тот момент, когда Жасент уже собиралась подняться, Пьер задержал ее, страдая оттого, что не будет ощущать рядом с собой ее тела. Они посмотрели друг на друга неотрывным взглядом, преисполненным боли и нежности, словно встретились после долгой разлуки, во время которой у них не было вестей друг о друге, но при этом они не теряли надежды воссоединиться.

– Мой Пьер, – прошептала она. – Слава богу, что ты рядом, со мной.

– Жасент, я не должен был…

Она прижалась к нему и поцелуем заставила замолчать. Сейчас даже самые страшные катастрофы, которые могли обрушиться на мир, не помешали бы ей прижаться губами к губам своего возлюбленного, почувствовать его тепло, его запах. Пьер выключил мотор и отпустил штурвал, чтобы хоть на несколько мгновений страстно сжать ее в своих объятиях. Так они и сидели, обнявшись, опьяненные всепоглощающим чувством, которое испытывали от этого трепетного и одновременно неистового соединения их губ.

Тем временем лодку относило мощным и капризным течением, усиленным паводками на реках Мистассини, Ирокуа, Тикуапе и Перибонке.

– Может быть, останешься сегодня у меня? – прошептала Жасент Пьеру на ухо. – Мне тоже не хочется с тобой расставаться.

Пьер как будто очнулся от глубокого сна, черты его прояснились; он был счастлив, но в то же время удивлен. В тот момент, когда он с улыбкой готов был согласиться на ее предложение, он увидел лицо Жасент, искаженное от ужаса.

– Осторожно, сзади!

Сильный удар, сопровождаемый оглушительным треском, сотряс лодку. Они натолкнулись на огромный дрейфующий ствол дерева. Пьер даже не успел обернуться. От яростного толчка нос лодки приподнялся, и Пьер, потеряв равновесие, боком упал в воду. Все произошло очень быстро. У Жасент возникло ощущение, что они стали жертвами кошмара или какой-то молниеносной галлюцинации.