Скандал у озера - [109]

Теодор Мюррей допил вино и медленно опустил пустой бокал на стол. Язвительные выпады супруги выводили его из себя. У Эльфин, которая заметила это, сценка вызвала особый интерес, и она присмотрелась к Теодору более пристально. «Красивый аристократичный мужчина, необычный матовый оттенок кожи, превосходные темные волосы, сочные губы… Меня он не впечатляет. Но Фелиция, должно быть, сходит по нему с ума; кажется, она сильно его ревнует. Пьер намного красивее его! Не что чтобы даже красивее – он обладает каким-то необъяснимым шармом, да, именно так: обворожительным шармом. Я не успела насладиться временем, проведенным рядом с ним! Но все кончено, я его потеряла».

Она всплакнула, не обращая внимания на наступившую тишину, в то время как Валентина сновала туда-сюда: гувернантка забрала со стола блюда, затем принесла отдающую ароматом тимьяна баранью ногу с золотистой корочкой.

– М-м-м, мое любимое блюдо! – пришел в восторг Гослен. – Да еще с картофелем!

Люсьен с торжественным выражением лица разрезал мясо: это было его обязанностью.

– В завершение этой дискуссии, – сказала Фелиция, – я могу высказать свое мнение. Я увидела Жасент Клутье в повязанном на голове платке и в жутком плаще. Выражение лица у нее было очень суровым. Ее сестра Эмма была совсем другой: очаровательное создание с темными кудрями, миниатюрная бойкая девушка.

Теодор Мюррей сжал челюсти – казалось, он испытывает невыносимые муки. Валласу стало его жаль. Слова кузины казались ему странными.

– Божье создание, как и все мы! – подытожил он. – Царствие небесное!

Эта реплика оказала на собравшихся благотворный эффект. Все стали пробовать баранину, но для Мюррея пища была не в радость. Он готов был смести со стола эту скатерть с позолоченной каемкой, эту соусницу, эти хрустальные бокалы и бежать прямо к озеру, которое раскинулось невозмутимой гладью, усеянное серебристыми отблесками лунного света. «Эммина страсть, ее сильное горячее тело, ее поцелуи, ее сладострастный смех – всего этого я никогда не забуду, – думал он, пьянея не то от вина, не то от бесконечных тягостных воспоминаний. – Мне стоило бы злиться на нее за все то, через что она заставила меня пройти, со всеми ее капризами, требованиями, угрозами, но я не могу. Она в могиле, она уже стала жертвой отвратительных созданий, она разлагается! А ведь она преклонялась перед телесными радостями, воспевала чувственную любовь, словно античный языческий обряд!» Тело Теодора била мелкая дрожь.

Доктор Гослен бросил на него встревоженный взгляд.

– Что-то случилось, дорогой коллега? – поинтересовался он.

– Нет, это все от усталости, нервного напряжения.

Глядя прямо в глаза мужа, Фелиция провела кончиками пальцев по его руке:

– Теодор слишком много работает. И тем не менее отказывается закрыть кабинет и поехать со мной в Шикутими. На следующей неделе я уезжаю к родителям. Я останусь у них вплоть до родов, до начала августа. Может быть, ты поедешь со мной, Эльфин? Возле дома есть парк, такой прохладный и приятный!

– Замечательная идея! Мы, конечно же, вас навестим, – заявил Люсьен: он был очень привязан к Марианне, своей младшей сестре и матери Фелиции. – Что ты об этом думаешь, Эльфин?

– Я не против. У меня там живут две хорошие подруги по пансиону.

У ее отца вырвался вздох облечения. Под присмотром своей тети девушка будет общаться с золотой молодежью Шикутими. Вскоре она забудет Пьера Дебьена и, если повезет, встретит будущего супруга, достойного их фамилии.

* * *

Была почти полночь, когда доктор Мюррей с супругой пустились в путь по направлению к Сен-Жерому. Некоторое время они ехали в полном молчании, но затем разразилась ссора.

– Как ты была смешна, когда выступила со своей речью об Эмме Клутье! Бедная моя Фелиция, твоя ревность становится болезненной, если ты упрекаешь покойницу!

– Что же, я больше не «твоя прелесть»? – парировала она. – Стоит ли говорить, что ты единственный, кто счел, что описанный мною портрет твоей пациентки – это проявление ревности! Тебе было не по себе, Теодор, я это заметила. Чего ты испугался? Я достаточно хорошо воспитана, чтобы не афишировать свои разочарования за столом у дяди!

– Разочарования? Не преувеличивай! – отрезал он. – Мы с тобой обсудили это. И Эмма Клутье больше не приходила на консультации, а сейчас она уже не сможет тебе докучать!

– Не будь жестоким, я никогда не желала ей смерти. Она утонула. Я здесь ни при чем.

В этот момент перед автомобилем выскочил заяц. Громко выругавшись, доктор резко свернул в сторону, чтобы не переехать животное. Обезумев от света фар, заяц принялся петлять, прежде чем скрыться в зарослях густого кустарника.

– Ее сестра утверждает, что Эмма покончила жизнь самоубийством, – внезапно произнес Теодор. – Возможно, мы оба в этом виноваты. Я – потому что мне не удалось диагностировать ее психическую неустойчивость, роковую депрессию; а ты – потому что заставила меня больше не принимать ее.

Он говорил все громче, и его тон становился все более резким, язвительным. Опешив от агрессивного поведения супруга, почти переходящего в истерику, Фелиция испугалась:

– Да успокойся ты, наконец! И не веди так быстро! Ты потерял голову, если несешь подобную чушь. Мы не виноваты в ее смерти – ни ты, ни я. Притормози, подумай о ребенке! На этом участке дороги много рытвин!