Скандал с Модильяни. Бумажные деньги - [6]

– И очень многие хорошо нагрели на их приобретении руки, – прокомментировал Кардуэлл.

– Не столь уж многие, как тебе представляется, – возразил Лампет. Он чуть ослабил узел галстука-бабочки под двойным подбородком. – Это подобно покупке акций или ставкам на бегах. Поставь на фаворита, и обнаружишь, что все остальные поступили так же, а потому призовые не столь уж высоки. Если хочешь приобрести акции из числа «голубых фишек», приходится дорого платить за них, и потому твой выигрыш при последующей продаже окажется минимален.

Он сделал паузу.

– Это же относится к произведениям живописи. Купи Веласкеса, и тебе наверняка удастся заработать на нем. Но придется вложить так много, что нужно будет выжидать несколько лет, чтобы доход составил пятьдесят процентов. Единственные люди, кто действительно сделал себе состояние, это те, кто просто покупал картины, которые им нравились, и лишь позже открыли, что обладали хорошим вкусом, когда стоимость их коллекций резко взлетела к звездам подобно ракете. То есть такие люди, как ты сам.

Кардуэлл кивнул, и несколько прядей его седых волос шевельнулись. Он дотронулся до кончика своего длинного носа.

– Сколько, по-твоему, сейчас стоит мое собрание?

– Боже! – Лампет даже нахмурился, сдвинув черные брови над переносицей. – Прежде всего это зависит от того, каким образом ее продавать. А во-вторых, для точной оценки понадобится неделя работы эксперта.

– Меня устроит и приблизительная оценка. Ты же знаешь мои картины – большинство из них приобрел для меня ты.

– Верно, – Лампет вызвал в памяти образы двадцати или тридцати полотен, вывешенных в этом особняке, и мысленно оценил каждую. Затем, закрыв глаза, произвел в уме простое сложение сумм. – Никак не меньше миллиона фунтов, – подвел он итог вычислениям.

Кардуэлл снова кивнул.

– Результат моих собственных подсчетов оказался таким же, – сказал он. – Чарли, мне как раз необходим миллион фунтов.

– Господи всемогущий! – Лампет от удивления выпрямился в кресле. – Неужели ты собираешься продать коллекцию?

– Боюсь, это стало необходимостью, – с грустью ответил Кардуэлл. – Я надеялся передать ее в дар нации, но реальности деловой жизни определяют все. Моя компания непомерно разрослась, бюджет не выдерживает. Необходимо значительное вливание капитала в течение ближайших двенадцати месяцев, или мы пойдем ко дну. Ты же знаешь, я уже несколько лет подряд распродавал небольшие участки имения, чтобы удержаться на поверхности.

Он поднес к губам округлый бокал с бренди и отпил из него.

– Молодые наездники наконец поравнялись со мной, – продолжал он. – Новые метлы по-новому метут в мире финансов. Наши методы работы устарели. И я покину бизнес, как только компания станет достаточно надежной для передачи в другие руки. Пусть молодые и лихие всадники мчатся дальше.

Нотки усталого отчаяния в голосе друга даже слегка рассердили Лампета.

– Молодые всадники! – презрительно воскликнул он. – Их время еще придет, но не сейчас.

Кардуэлл тихо рассмеялся.

– Не горячись, Чарли. Мой отец пришел в ужас, когда я объявил о своем намерении заниматься бизнесом в Сити. Помню, как он сказал: «Но ведь ты же унаследуешь титул!», словно это само по себе исключало для меня всякую возможность делать большие деньги самостоятельно. А ты сам? Как отреагировал твой отец на открытие тобой первой художественной галереи?

Лампет признал его правоту, невольно улыбнувшись.

– Он посчитал это никчемным занятием для потомственного воина.

– Видишь, мир всегда принадлежал юным и смелым всадникам с отточенными клинками. А потому продай мои картины, Чарли.

– Но коллекцию придется раздробить на части, чтобы выручить как можно больше.

– Тебе виднее. Ты – специалист. А для меня нет смысла проявлять по этому поводу излишнюю сентиментальность.

– И все же некоторые полотна нужно пока сохранить, чтобы устроить сначала выставку. Давай прикинем: Ренуар, два Дега, несколько холстов Писарро, три Модильяни… Мне придется поломать над этим голову. Сезанн, разумеется, пойдет только с аукциона.

Кардуэлл поднялся, показав весь свой могучий рост, на дюйм или два превышавший шесть футов.

– Что ж, не станем слишком долго оплакивать покойников. Не присоединиться ли нам к нашим леди?

Художественная галерея «Белгравия» обстановкой напоминала провинциальный музей, но достаточно высокого класса. Тишина здесь ощущалась почти физически, когда Лампет в черных туфлях с лакированными носами бесшумно пересек помещение по простому оливково-зеленому ковровому покрытию. В десять часов утра галерея только что открылась, и клиентов пока не было. Тем не менее сразу три его помощника, одетые в черные с полоской костюмы, ждали покупателей в приемной, готовые к услугам.

Лампет кивком поздоровался с ними и прошел через расположенный на первом этаже главный салон, наметанным глазом окидывая по пути картины на стенах. Кто-то совершенно неуместно вывесил произведение современного абстракциониста рядом с работой старого примитивиста, и Лампет сделал зарубку в памяти, чтобы распорядиться навести здесь порядок. Экспонаты не имели ценников, что делалось вполне сознательно. Люди должны сразу почувствовать: любые разговоры о таких низменных материях, как деньги, будут встречены с неодобрением этими элегантно одетыми продавцами. Чтобы не уронить высокой самооценки, клиенту приходилось убеждать себя в собственной принадлежности к этому же миру, где деньги становились всего лишь деталью, столь же незначительной, как позже дата на выписанном ими чеке. И тогда они готовы были потратить больше. Чарльз Лампет был прежде всего деловым человеком и только потом – любителем искусства.