Скальпель, пожалуйста! - [9]
— А вы с доцентом Кртеком говорили?
— Он в министерстве. А главврачу необходимо было пойти в паспортный стол.
Могу дополнить эту информацию: у Ружички академический отпуск для завершения докторской диссертации… Я вздыхаю. Пани Ружкова понимает и скрывается в приемной.
— Дело идет о том пациенте из терапевтического, которого мы обсуждали на пятиминутке.
— А, это внезапное кровотечение?
— Да, ему стало хуже. Потерял сознание.
— Но мы решили срочно сделать ему артериографию, предполагаем кровоизлияние в левом полушарии мозга.
Да, так оно и есть, артериография уже сделана. Они спрашивают, можно ли оттуда привезти его прямо сюда.
— Вы видели снимки?
— Снимки я смотрел. Там ограниченный очаг, считаю, что его следует срочно удалить.
— Кто там дежурит с вами?
— Кроупа и доктор Ираскова.
Главврач районной больницы Кроупа проходит здесь курс повышения квалификации. Такого рода операции у них еще не внедрены. Ираскова у нас большей частью «на подхвате», как говорят о ком-то, кто все время ассистирует.
— А что Вискочил или Гладка?
Зеленый учтиво улыбается:
— У доцента Вискочила на руке повязка, а ассистентка Гладка взяла два дня за свой счет — дочь с ребенком приехала из роддома. Надо ей первые дни помочь.
Прелестно, мысленно говорю я. Румл до полудня занимается личными делами, даже не сообщив мне об этом. И оставляет в клинике бригаду, которой нельзя доверить сложный случай. Вискочил со своей повязкой может дать разве что полезный совет. А Гладка? Вместо того чтоб ухватиться за возможность проявить себя в отсутствие более сильного хирурга, стирает дома пеленки. Доработались!
Мы с доктором Зеленым встречаемся взглядами. Он смотрит на меня немного напряженно — понимает, что я рассержен. И тут… в лице у меня что-то дергается, и оба мы начинаем смеяться. А что еще остается?
— Приготовьте его к операции, — говорю я. — Сделаю ее сам. Ассистировать будете вы.
— Я? А как же главврач Кроупа и…
— Да, вы! А то, я вижу, кроме вас, тут в один прекрасный день вообще никого не останется. И надо, чтоб вы знали, что вам делать.
Он вспыхнул от радости. Пообещал, что не пройдет и часа, как больной будет в операционной, и бросился из кабинета в коридор. Наконец-то начну диктовать реферат. Остается на это какой-нибудь час.
2
Быть может, молодому журналисту показался бы занимательным именно Узлик. Тогда пришлось бы вспомнить, что было почти два месяца тому назад. Впервые я услышал о нем на «бирже», как с незапамятных времен называем мы наши консультационные совещания, куда приходят врачи из других больниц предлагать нам своих пациентов для операции. Мы «торгуемся» с этими врачами долгие часы. Они сплошь и рядом не отдают себе отчета в том, что хотят от нас невозможного. Доцент Кртек встречает этих коллег латинской цитатой: «Timeo Danaos et dona ferentes».[3] Гости этой остроте улыбаются — сами понимают, что их случаи иногда оборачиваются дарами данайцев.
Как раз таким случаем был Узлик. Детский врач пришла к нам на совещание где-то в конце апреля. Она была у нас на «бирже» впервые. Робко улыбалась и напоминала мне гимназистку Марушку Шибрабову, которую мы называли тогда «божья коровка Янинка» — по книге Карафиата «Жуки».
Она все доложила нам по памяти. У мальчика уже с двух лет начались приступы с отключением сознания, которые в последнее время участились. Он реактивен, умственно хорошо развит, никаких нарушений двигательных функций и других неврологических симптомов у него не обнаружено. Это внебрачный ребенок. Мать осталась где-то на чужбине, а он живет у деда. Фамилия мальчика Узел, такая же, как у деда.
По рентгеновским снимкам видно, что речь идет о большой опухоли. Провели ангиографию, пневмоэнцефалографию и даже томографию. Наш рентгенолог вынимает снимки из конвертов, систематизирует и кладет на стекло негатоскопа.
Мы долго молчим. Только Кртек не может удержаться от своего «timeo Danaos». Сейчас это действительно очень к месту. «Божья коровка» не сводит с меня умоляющих глаз. Тяжело ее разочаровывать.
— С этим решительно ничего нельзя сделать, — говорю я. — Не потому, что это эпендимома, и даже не из-за ее локализации, а потому, что она слишком велика.
Рентгенолог меня поддерживает:
— Действительно, ужасно она разрослась. Заполняет весь четвертый желудочек и, безусловно, давит на мозжечок, а может быть, и на ствол мозга.
Доктор из детского отделения не спускает с меня глаз, синих, как цветы на модранских кувшинах. Не останавливаясь, продолжает докладывать дальше, словно меня не слышала.
— Теперь ему уже пять лет, — говорит она монотонным голосом, будто рассказывает сказку в детском саду. — Неделю тому назад был очень сильный приступ с остановкой дыхания, мы его еле привели в себя.
— Вот видите, значит, уже явно задет дыхательный центр, — использую я это как аргумент. — Если мы станем его оперировать, эта область была бы поражена еще больше, развился бы отек мозга.
— Без операции он, может, протянет еще годик-другой… — подыгрывает мне Кртек.
«Божья коровка» покрывается румянцем:
— Кроме этого ребенка, у деда никого нет. Это такой… патриархальный лесник из Высочины. Никогда он не смирится с тем, что внука нельзя было спасти. Я полагаю, он к вам придет, профессор.
Повесть «Мой братишка» отмечена премией издательства «Альбатрос». Мальчик-подросток рассказывает в ней о своей семье и, главное, о маленьком братишке, его мужестве, проявившемся в необычайной, драматической ситуации.Для детей среднего и старшего возраста.
Повесть «Дом возле больницы» — о девочках-подростках, готовящихся стать медицинскими сестрами.Для детей среднего и старшего возраста.
Сборник знакомит с творчеством известных современных чешских и словацких прозаиков. Ян Костргун («Сбор винограда») исследует морально-этические проблемы нынешней чешской деревни. Своеобразная «производственная хроника» Любомира Фельдека («Ван Стипхоут») рассказывает о становлении молодого журналиста, редактора заводской многотиражки. Повесть Вали Стибловой («Скальпель, пожалуйста!») посвящена жизни врачей. Владо Беднар («Коза») в сатирической форме повествует о трагикомических приключениях «звезды» кино и телеэкрана.Утверждение высоких принципов социалистической морали, борьба с мещанством и лицемерием — таково основное содержание сборника.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.