Корреспондента, вероятно, занимают разные сенсации, необычайные катастрофы, несчастные случаи — а мы таких вещей не любим. Кому-то раздавило грудную клетку подъемником, сцепщик угодил головой между вагонами, шофер грузовика извлечен из-под горящих обломков. Рутинная информация для «Происшествий». Но кто из читателей мог бы представить себе, что значит для врача получить случай травматической эмфиземы легких или разрыва печени? А как удалить мелкие обломки костей черепа при тяжелой травме? Или что это за работа — оказание помощи при множественной травме головы с ожоговым шоком в придачу?
Нет, мы, врачи, не любим подобных сенсаций. Иногда у нас этих критических ситуаций по горло. Особенно, когда приходится вызывать кого-нибудь из родных и сообщать худшее.
Я поймал себя на том, что бесцельно стою у окна и гляжу в сад. Уже зацветают липы. Их медвяный аромат сильнее запаха дезинфекции, неумолимо проникающего по утрам ко мне в кабинет из коридора. Подумать только, на какие размышления навел меня этот юнец. Рассказы о людях ему подавай! Конечно, в них неизбежна патетика и то, что стократ повторенная критическая ситуация не в состоянии заглушить ни у кого из нас простой человеческой жалости. Пресловутый цинизм докторов — это фикция. Его особенно рьяно демонстрируют наши начинающие — те, которые бледнеют, когда не удается остановить кровотечение или когда больной умирает на столе. Курьезно, что потом они изо всех сил стараются казаться равнодушными. Обычно начинают рассказывать в ординаторской соленые анекдоты. И смеются так, что и в сестринской на втором этаже слышно.
В дверях опять показалась пани Ружкова. Да. Лекция. Сейчас иду.
— Еще вас дожидается пан Узел с этим мальчиком.
Как же я мог забыть? Надо им уделить минутку, они пришли проститься.
На мальчике еще пижамка и больничный халатик. Голова только начала обрастать светлыми волосенками и похожа на кеглю с большими ушами. Несут букет, завернутый в прозрачную бумагу. Дед в форме лесника и крепких башмаках, какие носят в горах. Большим носовым платком утирает лицо — на улице душно.
— Пришли сказать спасибо, — объявляет он. — Ну, Витек, как ты будешь говорить? Ты обещал красиво поблагодарить пана профессора.
Витек молчит. Тычет в меня букетом и ухмыляется. Потом подмигивает то одним, то другим глазом, как его научили наши сестры.
— Ну, быстро… как я тебе говорил? — сердится дед.
— За что благодарить, пан Узел? — стараюсь я по возможности сократить время визита. — Просто всем нам немножечко повезло.
Старик мнет край форменной шляпы:
— Что вы такое говорите, пан профессор?.. Не будь вас…
Растроганный, он отворачивается. Я, улыбаясь, протягиваю ему руку. Не тут-то было, он упрям. Решил, что не отстанет от внучонка, пока не добьется своего.
— Сию минуту поблагодари, Витек! Как я тебя учил?
Витек хихикает и крутит головой.
— Иди сюда, у меня кое-что для тебя есть, — вспоминаю я и веду его к письменному столу.
Я купил губную гармошку. Обещал ему — за операцию. Он вытащил ее из футляра и зачарованно оглядел со всех сторон. Попробовал дунуть и, когда раздался первый аккорд, просиял весь, как лампион. Потом кинулся мне на шею.
— Да я б… — залепетал он взволнованно, — как собака тебя облизал!
Я прижимаю его к себе. Глажу по голове и при этом пытаюсь нащупать в светлом пушке волос шов. Он тянется от затылочной кости до шеи. Мое касание уже не причиняет боли. Спасительная мысль приходит мне на ум:
— А хочешь, я возьму тебя с собой на лекцию?
Обращаюсь к деду. Ничего, если я их немного задержу? Конечно, ничего. Он готов задержаться тут хоть на неделю, если мне понадобится.
Ну, на неделю нет, а на два часика — пожалуй. Он пока может взять выписку из истории болезни и собрать вещи мальчика. Уже давно пора идти. Я спешу к лекторию. Широким шагом направляюсь мимо хирургического блока и потом вниз по двору. Витек едва поспевает за мной. Сначала бежит вприскочку рядом, потом убегает вперед. При этом без устали дует в губную гармошку.
Я усаживаю его в маленькой комнате, откуда проходят в лекционный зал.
— Здесь подождешь, я за тобой приду.
Вскарабкавшись на винтовой табурет, он снова берется за гармошку.
Сегодня последняя лекция в этом году. Завершаю тему об опухолях мозга. Демонстрацию примеров всегда провожу под занавес — для студентов это отдых после долгого записывания. Зал, как всегда, полон — нейрохирургия неизменно привлекает слушателей.
Студент Велецкий взял у меня диапозитивы. Привычно подготовляет проекционный аппарат, засовывает слайды в автоматическую раму. Практикант Велецкий! При мысли о нем не могу не улыбнуться. Ходит к нам в клинику уже два года. В первый семестр прямо лопался от гордости. Пришел тогда ко мне представиться. Заявил, что решил заниматься нейрохирургией, поэтому хотел бы нас посещать. На полудетском лице была самоуверенность. Я поручил его доценту Кртеку. Велецкий стал писать ему истории болезней и всюду его сопровождал. Он быстро перенял и размашистые жесты доцента, и его тягучую, монотонную интонацию. Примерно через месяц приходит как-то Кртек в отделение. Немного опоздал. Навстречу ему Велецкий:
