Скалолазка и мертвая вода - [72]

. Это я уже проходила в Турции…

– Мисс, можно вас на секунду?

Как же американцы исковеркали английский язык! Ужас, что с ним сделали! Обрезали по самое «не хочу». Гласные тянут. Впечатление такое, словно не говорят, а жуют.

Он смотрел на меня, хмуря брови. В густых усах застряли крошки.

– В чем дело, офицер? – Я попыталась изобразить искреннее недоумение, но как раз искренним оно и не получилось. Голос предательски дрожал.

Следующие слова он произнес с каким-то злорадным удовольствием:

– Давайте заглянем в вашу сумку, – предложил полицейский, указывая дубинкой на мой «Найк». – Быть может, найдем там какую-нибудь редкую травку или воздушный порошок?

Уф, напугал, чертяка! Я даже засмеялась облегченно, чем ввергла полицейского в легкое недоумение.

– Конечно! Давайте посмотрим! – Не дожидаясь других предложений, я вывалила на маленький столик свернутое Светкино платье, потасканный спортивный костюм, пакетики с орешками, которые захватила с собой в самолет.

– Что-то еще показать? – любезно сказала я.

– Нет-нет, – смутился он, – все в порядке. Можете идти!

Едва не расцеловала его за последнюю фразу.

Можете идти! А я уж думала…

Нет, никто не собирался хватать меня в США.

Проскочу.

Три часа до следующего рейса. Я посчитала на огрызке бумажки: 14.00 по тихоокеанскому времени, по времени Веллингтона – 10.00. С момента смерти Верочки прошло чуть меньше полутора суток, а я не продвинулась в расследовании.

Позвонила Жаке. Не потому что надеялась узнать новую информацию – одиночество вдруг сделалось невыносимым.

– Мне сейчас на перевязку, – сообщил этнограф. – Но пять минут есть… Сто двадцать страниц «Жизнеописания алхимика Ганеша» выпущены в 1819 году в Берне крохотным тиражом в сорок экземпляров. До двадцатого века сохранились лишь двадцать. Какая-то их часть погибла во время Второй мировой войны. Мои друзья сумели отыскать следы только восьми экземпляров. Они хранились в архивах и библиотеках разных городов Европы. Так вот, за последние четыре месяца издания с «Жизнеописанием Ганеша» пережили эпидемию пожаров, потопов, грабежей и актов вандализма.

– Смею предположить, что ваши друзья не нашли ни единого экземпляра!

– Именно. Странно все это.

– Как раз странного ничего нет, – ответила я. – Наоборот, было бы удивительно, если бы остался хоть один. Эти люди знают свое дело. Они поднаторели в сжигании бесценных рукописей и уничтожении археологических памятников.

– Кто – они?

– Да так… Банда.

– Время вашего прилета в Мюнхен не изменилось?

– Если только самолет не опоздает.

Жаке отправился на перевязку, а я, после короткого размышления, пересела к мини-компьютеру, за деньги предоставившему доступ в Интернет. Выгнала при этом рыжеволосую девицу, которая тупо листала торговый сайт с бриллиантовыми колье. По-доброму она не хотела уходить. Пришлось купить автомобильный аэрозоль и с грустью сообщить ей, что она где-то неудачно прислонилась и ее модельное платье испачкано на спине серой краской, сильно напоминающей птичий помет.

Я облазила не меньше двух десятков сайтов, пытаясь перевести слово «FURUM». Искала и прямые переводы, и общие корни с каким-то из языков. Без толку! Все, что находила, не имело ни малейшего смысла.

Уже прозвучало объявление о посадке на рейс «Юнайтед Эйрлайнс 8861». За три часа, проведенные в аэропорту Лос-Анджелеса, я не узнала ничего. Ни толики информации, которая указала бы направление дальнейших поисков.

Вполне возможно, за те сутки, которые у меня останутся на Европу, тоже ничего не добьюсь. ЦРУ позаботилось о том, чтобы уничтожить сохранившиеся экземпляры «Жизнеописания Ганеша». И слово «фурум» мне оказалось не по зубам. Я, конечно, полечу в Мюнхен, но что там буду делать – представления не имею. Других вариантов все равно нет.

Шагая по трапу, думала о том, что рискую, отправляясь в Мюнхен. Серьезно рискую. Если столкнусь с одним из агентов Кларка и Бейкера – закатают в цемент. Левиафан дважды предупреждать не будет. Одна надежда – Европа большая, и хотя агентов ЦРУ в ней сейчас, словно червяков в земле после дождя, шанс столкнуться с ними невелик. Авось пронесет.

В отличие от рейса из Веллингтона, самолет в Мюнхен был переполнен. В креслах рядом со мной устроились необъятных размеров мамочка и ее пухлая дочка. По прошествии двенадцати часов полета это соседство укрепило меня в мысли, что чем дольше я не заведу детей, тем больше проживу. Вдобавок надолго отбило охоту к еде. Мама и дочка жевали всю дорогу. Съели все, что бесплатно подавалось в салоне экономического класса, вдобавок опустошили собственные сумки. Предложили мне подгоревшую куриную грудку, но я сказала, что сыта от одного вида их яств.

Когда они уснули – усыпанные бумажными обертками и фольгой, – я вновь принялась думать, что делать дальше. Шансы отыскать «живую воду» мизерные. Спецотдел Кларка – влиятельный, с обширными связями и полными карманами денег –и тот в растерянности. Хватаются за последнюю соломинку. Кларк даже у меня спрашивал, как переводится нужное слово. Не знают они, где искать. А уж я и подавно!

Может быть, похоронить Веру?

Если через сутки ничего не отыщу – так и сделаю.