Скалистые Горы - [12]

Пленники суетливо закивали головами и поспешили распрощаться с дикарями. Глядя на них, я ощущал неясную тревогу и отправился с группой Проткнутых Носов, которые решили проследить, уедут ли отпущенные Бледнолицые, как им велели. Примерно через полчаса мы увидели, как двое из путешественников спрыгнули с лошадей и отправились в лесную чащу. Я не знаю и никогда не узнаю, куда скрылись те двое, может быть, пошли по нужде. Но мои краснокожие спутники мгновенно пришли в ярость и с криками бросились к несчастным туристам. Коуан таращил глаза и размахивал руками, показывая, что не понимал, что именно привело дикарей в бешенство. Внезапно кто-то из индейцев выстрелил в Коуана, и тот рухнул на землю, вцепившись в бедро. Из-под его пальцев выступила кровь. Миссис Коуан спрыгнула с лошади и кинулась к раненому мужу, но дикари схватили её за руки и отволокли в сторону. Следующий выстрел поразил Коуана в голову.

— Что вы делаете! — Я не узнал собственного голоса.

В ту же секунду дал волю чувствам другой индеец и тоже нажал на спусковой крючок. Пуля ударила в лицо второго белого, но он не упал, а прыгнул в кусты. Мне казалось, что я видел страшный сон.

Лопнувшая Тетива подлетел к стрелявшим соплеменникам и закричал на них, бурно жестикулируя. Они ответили ему резкими репликами. Пока шла перебранка, успели скрыться трое белых. Я сидел, совершенно ошеломлённый случившимся, и не мог пошевелиться. Из-за кустов вылетел галопом Покер-Джо. Из него потоком лились непонятные мне слова.

Внезапно наступила тишина. Белые женщины лежали на земле, готовые лишиться чувств. Они действительно были белыми, совершенно белыми, кровь отхлынула от их прекрасных лиц. Теперь они обе и брат миссис Коуан вновь сделались пленниками.

Ночь они провели возле костра вождя Жозефа.

Я пришёл в палатку вождя вместе с Лопнувшей Тетивой в надежде успокоить и подбодрить бедняг. Их состояние было совершенно подавленным. Я сразу понял, что ничем не смогу успокоить их. Говорить им о доброжелательности индейцев после только что совершённого убийства было бы просто нелепостью. Не знаю, за кого они приняли меня, но вряд ли я внушал им доверие. И я молча сидел возле бедняг, сопереживая им. Жозеф сидел перед огнем в полном молчании. Он выглядел хмурым и печальным, возможно, размышляя о дальнейшей судьбе своего народа, об окончании всей кампании. Может быть, он разглядел в облике трёх испуганных пленников какой-то знак. Не знаю. Атмосфера была тяжёлой. Каждый звук приводил нервы в ужасное напряжение.

— Послушайте, — заговорил я вдруг, — у вас большое горе. Я понимаю ваши чувства… Погиб ваш муж… Но у этих индейцев погибло гораздо больше близких… Я, конечно, не имею права читать вам нотации, но всё-таки… Я ничего не знал прежде о такой жизни. Раньше вся моя жизнь была отдана лёгкости, если не наслаждению. Я не ведал страдания и забот. Они не принадлежали моему миру. Я слышал о них лишь по чьим-то книжным словам. Но теперь я столкнулся с ними лицом к лицу, я поселился в самой их гуще, хотя никто не принуждал меня к тому. Я уверен, что никогда не забуду того, что увидел среди этих загнанных индейцев. И я знаю, что мои невзгоды сейчас всё равно не сравнятся с их бедами. Что случилось, того уж не изменить. Сожалеть о своих испытаниях — значит лишить себя настоящего развития. Это всё равно что отречься от собственной души. Теперь я знаю это наверняка…

На следующий день мы добрались до Грязевого Вулкана, и там индейцы отпустили пленников. Обеих женщин посадили на лошадей, а мужчине велели идти пешком. Покер-Джо указал им дорогу вниз по реке и попросил двигаться поживее. Они пустились прочь настолько быстро, насколько быстро могли идти измученные индейские пони.

Глядя им вслед, я почувствовал острое желание отправиться за ними. Моя короткая ночная речь и породившие её чувства развеялись без следа, будто их не было. Мне сделалось страшно. Мрачная действительность заполнила пространство, полностью вытеснив благородные мысли и порывы, полные глубокого смысла. Для чего я ехал с Проткнутыми Носами? Что удерживало меня среди усталых и обозлённых людей? Я понимал, что рано или поздно армия возьмёт туземцев в клещи, и настанет конец. Что ожидало меня впереди? Голодная смерть, гибель от пуль солдат или от руки обезумевших дикарей?

Как-то на ночлеге возле меня присел Лопнувшая Тетива.

— Мы не можем скрыться от солдат, — сказал он. — Нас никто не хочет видеть. Все боятся. Вождь Зеркало посетил Воронье Племя и просил, чтобы они разрешили нам некоторое время пожить на их земле. Они отказали ему. Сказали, что мы воюем с белыми людьми, с которым они ведут крепкую дружбу. Они не хотят, чтобы война пришла и к ним. Мне обидно слышать это, потому что мы всегда помогали им. Но я не могу винить их. Никто не волен никого принуждать. Теперь мы остались одни. У нас нигде нет друзей. Почему всё так устроено, друг?

Что я мог ответить ему? Собственно, он ничего не спрашивал, он просто общался с окружающим воздухом, с низко плывущим рыхлым небом, с глазами сидящего рядом человека, с пламенем костра.

— Разве не все мы созданы одним Богом? Разве не равны мы между собой? — продолжал Лопнувшая Тетива. — Можно ли ожидать, что люди, рождённые свободными, будут довольны, когда их начнут понукать, заставят сидеть на одном месте? Я не понимаю белокожих начальников. Сами они ходят, куда и когда им вздумается. Почему же мы обязаны сидеть на клочке земли, который они называют резервацией?