Скалаки - [40]

Хозяйка богатой усадьбы, окруженная плачущими детьми, утешает их, что скоро вернется отец и принесет хлеб. Вот раздаются знакомые шаги, радостные дети бегут навстречу отцу. Отец жутко улыбается и бросает на стол кошелек, туго набитый деньгами. «Вот, ешьте, — говорит он глухо. — Нигде ничего не купишь, хлеба нет».

Иржик шел по деревне. Завидя его, люди закрывали двери, боясь, что он попросит кусок хлеба. Выйдя в поле, он отдохнул. Такую же страшную картину увидел он и в следующей деревне. У дороги, скорчившись, лежали и сидели опухшие люди в рубищах, с бледными, болезненными лицами. Они протягивали к юноше костлявые руки. Даже самое черствое сердце дрогнуло бы при виде такого зрелища. Иржик отвернулся, стараясь не смотреть на этих измученных людей, на их мутные неподвижные глаза.

Время приближалось к полудню, когда Иржик вышел на дорогу, ведущую из Находа в Ртыню. Очутившись на высоком берегу, он осмотрелся и, заметив внизу у белого камня в овраге согнутую фигуру, направился к ней. Это был его отец.

Когда-то блестящие и темные волосы Микулаша поседели. Его лицо осунулось, запавшие глаза были неподвижны, губы крепко сжаты. Став жертвой господской несправедливости, он должен был скрываться, жить в глуши в полном одиночестве и терпеть нужду. Он стал скрытным, недоверчивым, избегал людей. Единственное, что у него осталось, это неотступная мысль о мести и расплате.

Пока жив был отец, Микулаш в угоду ему сдерживал себя. Теперь отец покоился в земле, и Микулаш полностью отдался своей думе.

— Давно ждете? — спросил его Иржик.

— Только что пришел. Ну, как дела?

— Поешьте сначала, — и, достав из кармана ломоть хлеба, который дал ему на дорогу Балтазар, Иржик отдал его отцу. Тот с жадностью стал есть.

— Ну, а что сказал Салакварда?

— Передал вам поклон и велел поскорее прийти к нему.

— Так, гм, а ты говорил с ним о деле?..

— Говорил, но об этом и думать нечего. Он сказал, что теперь не время. На народ, мол, положиться нельзя.

— Так, значит, он тоже, как все, — вздохнул Скалак и нахмурился. — А там как живется? — спросил он после паузы.

— Плохо, очень плохо! У него-то еще ничего; пришел к нему при мне староста и посылал его на панское празднество.

— А он?

— Вначале отказался, но потом уступил и согласился послать свою воспитанницу. Она пойдет в процессии.

— У него есть воспитанница? И он пошлет ее в процессию? Чтоб князь выбрал себе какую-нибудь из этих девушек! — язвительно усмехнулся Микулаш. Иржик покраснел. — Значит, ничего не вышло, — продолжал отец. — Да, я так и знал! Эти люди сами себе помочь не могут, они только жалуются да молятся. Но бог оставил нас.

Он произнес это с горечью. Люди всегда пугались, когда в ответ на их жалобы он говорил: «Почему вы все терпите? Помощи ждать не от кого. Поднимайтесь на господ!» И Микулаш отвернулся от людей.

— Э, да это ведь Скалаки! — раздалось невдалеке. Отец и сын обернулись на голос. Неподалеку от них, опираясь на трость, стоял невысокий мужчина средних лет в синей куртке. У него было выразительное лицо с орлиным носом и сверкающими глазами. Несмотря на его простую одежду, было видно, что он из зажиточных крестьян.

— Здравствуй, Рыхетский, — приветствовал его Микулаш.

— Что, советуетесь? — спросил тот в ответ. — Эх, милый Скалак, дела плохи, а помощи никакой. Но у меня все же есть надежда. Через пять дней в замке начнутся торжества, на эти праздники приедет какой-то вельможа. Буду добиваться, чтобы он принял меня, и расскажу ему обо всем.

— А управляющий тебя за это в кутузку посадит.

— Меня, свободного крестьянина? Думаю, что вельможа поймет все.

— Он не лучше других, — усмехнулся Микулаш. — Сами увидите. Ничего нам не остается, как только…

— Этим ничего не добьешься. Поднимать народ теперь не время.

— Жди, когда настанет время. Еще хуже будет, — отвечал язвительно Микулаш. — Ладно, оставим этот разговор. — Он встал.

— Куда теперь?

— В лес, — ответил Микулаш.

Рыхетский сочувственно покачал головой. Иржик молча шел рядом.

Рыхетский был старостой из деревни Ртыня. В наследство от отцов ему досталась вольность, старинная усадьба-рыхта и должность старосты. Его настоящая фамилия была Нывлт, но все звали его Рыхетский. Он пользовался всеобщим уважением за свою рассудительность. Его не касалось тяжелое бремя, лежавшее на крепостных, над ним не тяготела барщина; он всегда защищал бедняков. Рыхетский не заискивал перед управляющим, не добивался его расположения и прямо говорил все, что считал нужным, и заступался за крестьян. К тому же он был грамотей, разбирался в книгах и не давал канцеляристам обманывать себя. Народ ему доверял во всем. Скалаков он знал с давних пор.

Дорогой Рыхетский рассказал о приготовлениях, которые ведутся в Находском замке в связи с вступлением молодого князя во владение поместьем.

— Там теперь дым коромыслом, паны из канцелярии с ног сбились. Уже начали съезжаться гости, молодые графы, все в бархатных расшитых кафтанах, в мундирах. А какие церемонии! Сколько одной дичи из господских лесов навезли.

— А народ умирает с голоду, — добавил Микулаш.

Вскоре показалась Ртыня, наполовину скрытая густыми деревьями; на краю, возле кладбища, стояла маленькая церквушка с деревянной колокольней, а перед ней каменная статуя царя Давида. Статую соорудили по заказу одного из предков Нывлта, служившего в Находском поместье. Напротив церкви, у самой дороги, среди раскидистых лип виднелась крыша большого деревянного здания. Это и была рыхта.