Сияющий Алтай. Горы, люди, приключения - [91]

Поднимаясь вверх по долине Калбакая, мы видели множество разнообразных птиц: уток, чаек, бакланов, серых аистов, даже одного пестрого удода. Все они взлетали из травы и кустов, кружили над речками. Несколько раз из-под копыт наших лошадей из высокой травы вылетали шумные стаи полярных куропаток. Теперь мы стоим в сумерках своим маленьким лагерем и ждем, когда на слабом голубом огне примитивной газовой плитки сварится еда и закипит чай. Холодно, температура упала до градусов 3–5. Моросит холодный дождь. Быстро темнеет.

Утка (Д. Запылихин, 2016 г.)

По темному озеру прямо под нашими палатками, метрах в ста, плавает одинокая утка. Она сразу заинтересовала наших проводников: Цаната из Саратана и Женю из Кош-Агача. Они оба алтайцы-теленгиты, даже далекие родственники, хоть и живут в разных районах Горного Алтая. Женя постарше, у него с собой карабин «Барс» с оптическим прицелом в защитного цвета матерчатом чехле. Алтайцы – прирожденные охотники, у них есть даже пословица, что всякий «алтаец рождается с ружьем под мышкой». Женя весь день ходит в серой бейсболке на голове, у него веселые смеющиеся глаза. Ружье у него всегда под рукой.

Женя – старший в нашей паре проводников. С ним мы договаривались о походе, о маршруте, о лошадях. Он позвал в помощь Цаната, своего друга и родственника, с пятью его саратанскими конями. Цанат за два дня приехал из Саратана в Кош-Агач, перевалив Красный перевал над Ортолыком, и вовремя прибыл к месту нашего старта.

Цанат обычно едет впереди, выбирая путь. В его руке толстая длинная веревка, к которой привязан грузовой («закладной» по-местному) конь. Закладной едет позади Цанатовой лошади, веревка перекинута через Цанатово плечо. Женя обычно замыкает колонну, смотрит и откликается на любое происшествие, а также следит, чтобы никто ничего не выронил по дороге, что случается на ходу колонны нередко.

Женя – крепкий хозяин. В Кош-Агаче у него семья и дети, большой двухэтажный дом, обшитый белым сайдингом и с металлочерепицей на двускатной крыше. У него своя земля и скот, свои рабочие кони. На ногах у него, как и у Цаната, обычные резиновые сапоги. Поверх рубашки теплая просторная зеленая куртка с капюшоном, который надевается на голову всякий раз, когда начинает идти снег или дождь, прямо на бейсболку. Женя – отменный охотник, с детства облазивший все окрестные хребты и ущелья. Конь у него большой и сильный, идет быстрым мягким ходом – за Женей не угнаться. Когда Женя едет впереди, накинув капюшон на голову, он похож на зеленую скалу, взгроможденную на коня. Скала сидит неподвижно, покачиваясь вместе с конем, который, тем не менее, еще шибче бежит вперед, как бы по своей собственной воле.

Жене интересны наши прежние походы, особенно места, где сам он еще не бывал. Особенно ему интересен Юнгур, о котором он много слышал и куда можно проехать от Кош-Агача – через Бельтир и дальше, по Карагему.

– А как вы проехали на Юнгур? – спрашивает Женя.

Мы отдыхаем на стоянке и я достаю карту. Расстилаем ее на траве, я подробно рассказываю и показываю на карте ту единственную дорогу, по которой можно попасть на Юнгур со стороны Карагема и Аргута. Жене интересно все: какой там перевал, где можно встать на ночлег, есть ли поляны для прокорма лошадей, где искать брод через сам Юнгур и каков он по характеру, каких зверей мы там видали.

– Осенью поеду туда, посмотрю! – говорит Женя, в цепкой памяти которого уже лежит в нужном месте вся эта будущая дорога.

Смеркается, одинокая утка плавает прямо посреди озера. Что это за утка и почему она плавает одна, никто из нас толком не знает. Цанат говорит, что таких здесь много и он такую уже добывал и ел.

Утка выглядит довольно неприятно. Она черная как уголь, у нее несуразно большая квадратная голова на короткой шее. На груди – большое белое пятно, белые пятна и на крыльях. Скорее всего, это чернозобая гагара, которая водится в этих местах. Она плавает туда-сюда по тихой воде озера и кричит, а скорее плачет протяжно: «и-и-и-и-и». Нам жалко одинокую утку, но проводники-алтайцы деловито расчехляют ружье.

Они берут горсть патронов и идут на самый берег, где его уклон круто падает к воде и к прибрежной осоке. Женя заряжает карабин, ложится в редкую сухую траву и тщательно прицеливается. Хлопает громкий выстрел – промах. Проводники спокойно и негромко что-то обсуждают между собой по-алтайски. Гагара, как ни в чем не бывало, медленно плывет посреди озера и выводит свое жалобное высокое «и-и-и-и-и». Треугольником разбегаются за ее хвостом волны. Мы молча пьем чай и наблюдаем.

Женя снова ложится, прицеливается и стреляет. Опять промах. Потом еще один.

Проводники невозмутимы, как и плачущая одинокая утка. Темно-синяя вода озера неподвижна как сталь. В горах очень холодно и очень тихо. В воде чернеет отражение горы со снежниками, почти совсем уже стемнело. Над горой плывет среди первых звезд молодой месяц, в бинокль видны острые края лунных кратеров – так прозрачен здесь воздух.

Женя и Цанат не унимаются. Им хочется добыть эту утку. Теперь ложится стрелять Цанат и со второго выстрела попадает в гагару. Голова утки падает в воду, она замирает, вода вокруг утки становится гладкой, как зеркало, гаснущее в ночи. Довольные проводники возвращаются к нам и греются горячим чаем.