Сияющий Алтай. Горы, люди, приключения - [46]
– Катя-я-я! – весело кричу я.
– Что-о-о! – отвечает дальняя палатка, стоящая под наклоненной к ручью березкой.
– Завтракать будешь?
– Буду-у-уу! Неси сюда!
– Алина-а-а!
– Я! – отвечает другая палатка, прямо посреди поляны.
– Как насчет завтрака? А?
– Тащи!
Я наливаю в кружку чай, накладываю в миску гречневую кашу со сливочным маслом, кладу сверху бутерброд с ветчиной и тащусь к наклоненной березке. Подхожу к палатке, где навстречу мне жужжит замок-молния, раскрывая снизу небольшой проем прямо у заиндевевшей травы. Оттуда возникает нежная женская ручка с розовым лаком на ногтях. Ручка цапает миску с бутербродом и ложкой и ловко втягивается с ними внутрь палатки, потом появляется второй раз и столь же ловко забирает кружку с чаем. Снова жужжит замок, закрывая проем. В палатке начинает быстро звенеть ложка.
Катя Кузнецова
(фото В. Рыжкова, 2010 г.)
Потом иду ко второй палатке, что на середине поляны. Из щели в палатке возникает другая изящная женская ручка, на ногтях у нее – зеленый лак.
Исчезают внутри миска и кружка, жужжит замок, стучит изнутри посуда.
Минут через десять обе палатки вопят:
– Забирай!
Я забираю пустые миски и кружки, снова наклоняясь к щелям в палаточных дверях, из которых высовываются весьма довольные зеленые и розовые пальчики. Возвращаюсь к костру и силюсь вспомнить, где же я раньше видел такое? Ба! – да вот же где! – ведь именно так я кормил когда-то своего лохматого дворнягу Шарика во дворе нашего дома в степном алтайском поселке Шипуново! Шарик лежал в своей конуре у круглой дыры в передней стенке на мягкой подстилке из травы и сена, а я ставил ему миску с едой прямо перед преданной и довольной мордой!
– Ешь, Шарик, ешь!
Пинай его, суку, в живот!
После завтрака на мерзлой траве у нас короткий переход от высокогорных озер на реку Ороктой (котловина с тропами диких зверей), куда мы прибываем уже к обеду и встаем там лагерем. День опять выдается солнечный и жаркий. Тропа поначалу бежит красивым лесом от озера Тожонкуль вверх на невысокий перевал. За перевалом дорога устремляется вниз правым берегом Ороктоя, порой сбегая к самой речке, прямо по которой мы то и дело едем, поднимая брызги копытами коней. Речка Ороктой мелкая, чистая, каменистая.
Второму Славиному коню (бывшему Маратову чемпиону) между тем становится час от часу все хуже и хуже. Он едва держится на ногах. Несчастный плетется далеко позади нашей группы, испуская громкие стоны. На все предложения проводников подгонять и лупить его Слава отвечает отказом – Слава любит и жалеет животных, тем более больных и слабых. Наш Слава – гуманист.
И вдруг с конем и сидящим на нем Славой случается что-то невообразимое. Когда мы вновь едем по мелкой речке, по ее каменистому дну, и справа нас прижимает скала, а слева по самому речному руслу густо растут деревья, меж которых мы петляем, задирая ноги, чтобы не намочить ботинок, Славин конь внезапно ложится. Прямо посреди мелководного Ороктоя.
Вы спросите, конечно, как это так – конь ложится? Зачем ему вообще может понадобиться ложиться и как это конь может взять и лечь под всадником? А вот так – именно что ложится\ Он внезапно подгибает разом передние и задние ноги и удобно укладывается своим большим круглым пузом прямо в речку, меж больших гладких валунов, в воду, взбаламученную нашей кавалькадой. Славины ноги моментально погружаются в мутную воду, по самые колени. Сам Слава сидит при этом неподвижно в седле, выпучив глаза от изумления. Он даже бросил повод, до такой степени он ошеломлен происшествием! Вода речки, пузырясь, заливается в кожаные сумины по лошадиным бокам – в те самые сумины, в которых едут наши сухие вещи и продукты.
Мы все потрясены этим невиданным зрелищем и встали на речке как вкопанные, кто и где в этот момент оказался, мы буквально остолбенели от увиденного. Всякое мы повидали из происшествий с лошадьми, но такого дива – никогда! Чтобы конь! Лег! Под седоком! Прямо на ходу! Да это же просто невиданное дело! Слава, как и все мы, совершенно ошарашен и глупо сидит в седле, рассматривая, как по его ногам течет и затекает в его сапоги речка. И только его конь выглядит вполне довольным – право, хорошо вот так лежать в прохладной чистой речке, в жаркий-то день! Речка моет брюхо, смывает с боков грязь и мух, работать не надо, красота!
Первым очнулся Марат. Он соскакивает с коня и стремглав бежит к Славе.
– Пинай его, суку, в живот! Пинааай! – кричит он Славе.
– Вот еще! Я не бью животных! – возмущенно и обиженно отвечает Слава и медленно выползает из седла на берег. Из его сапог вытекает грязная вода, на голове съехала вбок дурацкая голубая панамка с желтыми цветочками.
При этом его конь продолжает вальяжно возлегать в прохладной речной ванне. Он только тревожно стрижет ушами, видя бегущего к нему с громким матом молодого проводника. И не напрасно.
Марат подлетает к обнаглевшему хвостатому купальщику и, действительно, прямо с разбега пару раз сильно пинает его сапогом точно в живот – не увеча, но зло и решительно. Конь резво вскакивает из речки и трясет боками и мокрым хвостом, обливая Марата и Славу водой и грязью. Марат бранится и волочит на веревке наглого мерина за собой на берег. Весь наш строй нарушен, проходит время, пока все снова поправлено и подвязано, пока Слава забирается обратно в седло и мы можем продолжить путь.
