Сияющий Алтай. Горы, люди, приключения - [183]

Удручающую картину бескрайней непроходимой чащи дополняют мерзкие кусты, густо покрывающие все свободные промежутки между деревьями. Все они пыльные, колючие, дерущие кожу рук и ткань курток, с тонкими гибкими веточками, переплетенными между собой как грязные запутавшиеся волосы. Продирание сквозь эти колючие заросли само по себе требует много усилий и вызывает немало злых чертыханий и пота на наших горячих лбах.

Тропа, хоть и заросла и завалилась по причине редкого пользования, все же отчасти видна. Но сплошь перекрыта при этом разнообразными препятствиями, главным образом поваленными деревьями. Ее давно никто не чистил. Пропилы толстых поперечных стволов встречаются, но очень старые, давно почерневшие. Свежеповаленные же кедры-великаны перегораживают дорогу беспрепятственно, не со всех еще даже облетела мягкая кедровая хвоя.

Скорость нашего движения падает до черепашьей. Следующие четыре километра мы преодолеваем за два с лишним часа тяжких трудов. Нам приходится то и дело съезжать с тропы, ища объезды на крутом горном склоне. Группу ведет, зорко вглядываясь вперед и беспрерывно крутя головой, Толя. Ербулан страхует группу сзади, помогая выбираться тем, кто застрял.

Всякий раз, когда дорогу перегораживает очередное огромное дерево с высоко торчащими вверх ветвями (а это происходит поминутно), Толя выглядывает, как бы ловчее его обогнуть – поверху или же понизу. В обоих случаях приходится съезжать с дороги и вступать на отвесный склон – или карабкаясь круто вверх, или скатываясь круто вниз. Приходится огибать упавшее дерево или ниже его верхушки, далеко от тропы, или же наверху, где высится среди неба грязный огромный вывороченный корень – комель. Со стороны комель похож на грязную паукообразную звезду с кривыми длинными лучами. Склон горы крут и непролазен, камни скрипят подо мхом, лошади работают изо всей мочи, густо потея. За одним завалом раз за разом встречается другой, невидимый с тропы. Тогда приходится объезжать и его.

Кусты сменяются кустами, переступаемые деревья – другими переступаемыми деревьями, завалы – новыми завалами. Всюду на нашем пути чаща и бурелом, отовсюду слышатся сопения и трески. Ни единого метра пути мы не едем по ровной дороге. Лошади замирают перед торчащими обломанными ветками, страшась перепрыгивать их, боясь пропороть всеми этими острыми сучьями беззащитное теплое брюхо. Всадники соскакивают с седел, сами едва не падая на крутом склоне, тянут упирающихся коней через поваленные деревья. То и дело у кого-то соскальзывает со спины коня седло, то и дело кто-то сваливается на мох или заблуждается в кустах. Стоит одному зазеваться у завала, как остальная группа уметывает далеко вверх или вниз, тут же теряясь в зарослях. Пять минут задержки, и уже не докричишься. Взмыленные проводники бегают взад и вперед по крутому склону, подвязывая седла, хлеща заупрямившихся лошадей по бокам веревками, вытаскивая обратно к тропе заблудившихся путешественников. Кожаные сумины, висящие по бокам коней, цепляются за сучья, громко трещат и рвутся. Вечером нам предстоит латать их. Скоро у всех лошадей и людей побиты и ободраны до крови ноги, а у людей – еще и руки.

Из всех нас, мучающихся, мокрых и злых от прилагаемых усилий, лишь Тайга получает целое море удовольствия от беготни по непролазному лесу. Он носится вверх и вниз по склону, подныривает под стволы и ветки, нюхает кусты и окропляет, задрав заднюю лапу, все, что ни попадется ему на пути. Время от времени он принимает героические позы смелого пионера, скаута и следопыта. Забежав откуда-то сверху на поваленное дерево, висящее высоко над нашими головами, он замирает на самом конце ствола, высоко задрав острую морду и мохнатые уши. Отставляет немного назад задние лапы, как бы подаваясь всем телом вперед. Тут он замирает, весь целиком устремленный вперед и ввысь, и словно бы мечтательно вглядывается в голубую даль. Взор его затуманивается думой о далеких снежных горах и новых славных приключениях. Покуда мы пыхтим и продираемся где-то внизу, все в поту и в грязи, Тайга думает о высоком. Он свеж и бодр, как огурец.

Взмыленный Толя, видя эту наглую собачью физиономию, всякий раз зло чертыхается и запускает в Тайгу шишкой.

Тайна гарной дороги

Пережитый накануне тяжелый проезд по карагемским буреломам порядком нас вымотал, не говоря уже о многочисленных травмах и ссадинах, которые теперь болели и саднили у людей и лошадей. За три с лишком часа упорного труда мы преодолели всего лишь девять километров, спустившись на высоту 1620 м, т. е. в самое низкое место за минувшие восемь дней пути, где и встали на ночлег. Несмотря на относительную низину, и эта ночь выдалась страшно холодной, к утру температура снова упала до нуля, влажные палатки обледенели.

Тем не менее место, выбранное нами для лагеря, было отменным. Обширная ровная поляна с высокой травой, со всех сторон окруженная отличным крепким лесом. Чисто, много дров, никаких следов пребывания людей. До берега Карагема от костра метров сто по хрустящей гальке, поросшей красивым стройным ивняком. Всюду по гальке валялся нанесенный сюда паводками и выбеленный солнцем сухой