Сияющая пирамида - [4]
Голос мистера Вогана вторгся в зыбкую тишину.
— Я думал, вас утомило столь раннее путешествие, — сказал он, — однако вы, судя по всему, наслаждаетесь видами. Чудесная панорама, не правда ли? Хотя, полагаю, старый Мейрик Воган не сильно утруждал себя заботами о видах, когда строил этот дом. Серая, нелепая и старая громадина.
— Да, но до чего он естественно вписывается в окрестности: кажется, что дом неразделим с этими серыми холмами и старым мостом внизу.
— Боюсь, я сбил вас с толку, Дайсон, — сказал Воган, когда они прогуливались по террасе. — Я был на том месте, где видел знаки, так вот, там их теперь нет.
— Да, в самом деле? Не наведаться ли нам туда вместе?
Они пересекли газон и пошли по дорожке, проложенной через дубовый молодняк к задней стороне дома. Там Воган показал на дорожку, уходящую вниз, к равнине, и вверх, к вершинам холмов. Они остановились у забора, рядом с воротами.
— Взгляните, это было здесь, — сказал Воган, указывая на траву. — Я стоял там же, где сейчас вы, тем утром, когда впервые заметил кремни.
— Да, может быть. В то утро было войско, как я назвал первую фигуру, затем — чаша, после — пирамида, а вчера — полумесяц. Хм, но что за странный камень, — воскликнул Дайсон, заметив известняк, выступавший из дерна рядом со стеной. — Выглядит как карликовая колонна, но, полагаю, камень природный.
— Ну да, конечно же. Хотя его сюда принесли, поскольку мы стоим на красном песчанике. Несомненно, камень был заложен в фундамент какого-то старого здания.
— Весьма вероятно, — согласился Дайсон, внимательно осмотрев камень. Взгляд его упал на землю у стены, потом поднялся вверх к глухому лесу, почти полностью закрывающему сад, отчего там, где они стояли, было темно даже днем.
— Взгляните, — наконец-то произнес Дайсон. — И все-таки причина кроется в детях. Смотрите сюда.
Он наклонился и стал пристально вглядываться в тусклую красную поверхность кирпичной стены. Воган приблизился и послушно стал смотреть туда, куда указывал палец Дайсона. После некоторых стараний ему все же удалось различить на красном фоне слабый знак более насыщенного цвета.
— Что это? — спросил он. — Я не могу ничего понять.
— Взгляните с более близкого расстояния, — сказал Дайсон. — Неужели вы не видите здесь попытку изобразить человеческий глаз?
— О, сейчас я, кажется, вижу. У меня не очень острое зрение. Да, вне сомнений здесь угадывается глаз, как вы и говорите. Я бы счел это за повторение урока рисования каким-то школьником.
— Допустим, и все же это весьма странный глаз. Улавливаете ли вы особенность формы? Ведь глаз миндалевидный, почти как у китайца.
Дайсон задумчиво посмотрел на работу неискушенного в рисовании художника и продолжил изучение стены, присев для большей тщательности расследования на колени.
— Хотелось бы мне знать, — наконец сказал он, — как ребенок в этой глухомани мог узнать о монголоидном разрезе глаз. Вы понимаете, что дети имеют очень четкое представление о предмете: они рисуют круг, или нечто близкое к тому, и ставят в центр точку. Не думаю, что каждый ребенок воображает себе глаз именно таким, это, скорее, конвенция инфантильного искусства, но этот миндалевидный глаз озадачивает меня в высшей степени. Возможно, он мог быть скопирован с позолоченного китайца на чайной банке. Однако это весьма неправдоподобно.
— Но почему вы так уверены, что рисунок сделан ребенком?
— Почему?! Взгляните на высоту. Эти старые кирпичи ниже двух дюймов; от земли до рисунка их тут не больше двадцати рядов, что дает три с половиной фута. А теперь представьте себе, что вы собрались нарисовать что-нибудь на стене. Определенно, карандаш, будь у вас таковой, касался бы стены где-то на уровне ваших глаз, то есть, на высоте большей, чем пять футов. Следовательно, незатейливая дедукция приводит к заключению, что этот глаз на стене был нарисован ребенком в возрасте около десяти лет.
— Да, я признаться об этом не подумал. Конечно же, это, должно быть, сделал один из ребятишек.
— Полагаю, так, и все же, как я уже говорил, есть некоторое отклонение, причем явно не детского характера, в этих двух линиях, да и в самом зрачке тоже, видите, он почти овальный. По-моему, у этой картинки до странности древний вид, и нельзя сказать, что манера рисовать привлекательна. Не могу не предположить, что если бы мы увидели лицо целиком, приятным оно бы не показалось. Однако, все это, в конце концов, чепуха, и мы ничего не добьемся своими исследованиями. Непонятно только почему кремневая серия столь внезапно сошла со сцены.
Приятели неторопливо шагали по направлению к дому, и стоило им выйти на террасу, как в серой пелене неба появился разрыв, и брызнувший оттуда солнечный свет окрасил угрюмый холм, возвышавшийся перед ними.
Весь день Дайсон методично бродил по окрестным полям и лесам. Он окончательно запутался в этих, казалось, тривиальных обстоятельствах, которые ему предстояло выстроить в стройный причинный ряд, чтобы разгадать загадку, и сейчас он снова и снова вынимал из кармана наконечник и, вращая его в разные стороны, исследовал кремень с большим тщанием. Что-то было в этом камне такое, что делало его несхожим со всеми теми образчиками, которые Дайсону довелось видеть в музеях и частных коллекциях: и форма наконечника, и прообраз орнамента — пунктирная линия точек, идущая вдоль края. Кто, подумал Дайсон, мог обладать такими штуками в столь захолустном месте, и кто, обладая ими, додумался уложить их в бессмысленные фигуры под оградой сада Вогана. Чудовищная нелепость произошедшего оскорбляла его здравый смысл, Дайсон изобретал теорию за теорией, но лишь затем, чтобы тотчас отвергнуть, — в конце концов, он почувствовал сильное искушение все бросить и поспешить на ближайший поезд, чтобы уехать обратно в город. Он уже осмотрел серебряную чашу, которой владел Воган, и даже успел тщательно изучить эту жемчужину коллекции, и то, что он увидел, вкупе с беседой между ним и дворецким убедило его в бесплодности версии похищения ларца с сокровищем. Да, сундук, в котором хранилась чаша, тяжелая штуковина из красного дерева, датированная началом века, имел несомненное сходство с пирамидой, и Дайсон поначалу чуть было не с охотой напялил на себя глупую личину детектива, но небольшое раздумье склонило его к мнению о несостоятельности гипотезы кражи со взломом, и тогда он отбросил ее ради чего-нибудь более правдоподобного. Он спросил у Вогана, водятся ли поблизости цыгане, и услышал, что романеев здесь не видно уже много лет. Это еще раз перетряхнуло его предположения, так как он прекрасно знал цыганскую привычку оставлять странные иероглифы по ходу своих скитаний и уже успел обрадоваться своей догадке, но ответ Вогана развеял надежды и на эту гипотезу. Откинувшись в кресле, Дайсон, испытывая отвращение от очередного провала, смотрел на копошащегося у старомодного камина хозяина дома.
Рассказ Артура Ллевелина Мейчена (Мэйчена) «Белые люди» ("The White People") взят из одноименного первого тома собрания сочинений («Белые люди. Кн. 1»), выпущенного издательством «Гудьял-Пресс» в серии "Necronomicon" в 2001 году.Впервые "The White People" опубликован в 1906 г.Художественное оформление — А. Махов.Перевод с английского и примечания — Е. Пучковой. Перевод осуществлен по сборнику: A. Machen "The House Of Souls". New York: Alfred Knopf. 1923.«Мейчен никогда не писал для того, чтобы кого-то поразить, он писал потому, что жил в странном мире и прекрасно это чувствовал и осознавал» — отмечал Х.Л.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Имя Гансйорга Мартина — драматурга, романиста, эссеиста и художника — хорошо известно в Германии и других европейских странах. На русский язык его произведения переводятся впервые. Излюбленные жанры его — детектив и триллер. Расцвет творчества Мартина падает на 60–70-е годы. Мартин — автор многих так называемых «белых» детективов. Он избегает натурализма и физиологизма в описаниях, сюжет в его произведениях, всегда острый и занимательный, развивается легко и непринужденно. Конечно, как и во всяком детективе, движущей пружиной является преступление — убийство, и чаще всего не одно.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новый, тщательно прокомментированный и свободный от досадных ошибок предыдущих изданий перевод знаменитого произведения французского писателя Ж. К. Гюисманса (1848–1907). «Без дна» (1891), первая, посвященная сатанизму часть известной трилогии, относится к «декадентскому» периоду в творчестве автора и является, по сути, романом в романе: с одной стороны, это едва ли не единственное в художественной литературе жизнеописание Жиля де Рэ, легендарного сподвижника Жанны д’Арк, после мученической смерти Орлеанской Девы предавшегося служению дьяволу, с другой — история некоего парижского литератора, который, разочаровавшись в пресловутых духовных ценностях европейской цивилизации конца XIX в., обращается к Средневековью и с горечью осознает, какая непреодолимая бездна разделяет эту сложную, противоречивую и тем не менее устремленную к небу эпоху и современный, лишенный каких-либо взлетов и падений, безнадежно «плоский» десакрализированный мир, разъедаемый язвой материализма, с его убогой плебейской верой в технический прогресс и «гуманистические идеалы»…
В состав предлагаемых читателю избранных произведений австрийского писателя Густава Майринка (1868-1932) вошли роман «Голем» (1915) и рассказы, большая часть которых, рассеянная по периодической печати, не входила ни в один авторский сборник и никогда раньше на русский язык не переводилась. Настоящее собрание, предпринятое совместными усилиями издательств «Независимая газета» и «Энигма», преследует следующую цель - дать читателю адекватный перевод «Голема», так как, несмотря на то что в России это уникальное произведение переводилось дважды (в 1922 г.
Вампир… Воскресший из древних легенд и сказаний, он стал поистине одним из знамений XIX в., и кем бы ни был легендарный Носферату, а свой след в истории он оставил: его зловещие стигматы — две маленькие, цвета запекшейся крови точки — нетрудно разглядеть на всех жизненно важных артериях современной цивилизации…Издательство «Энигма» продолжает издание творческого наследия ирландского писателя Брэма Стокера и предлагает вниманию читателей никогда раньше не переводившийся на русский язык роман «Леди в саване» (1909), который весьма парадоксальным, «обманывающим горизонт читательского ожидания» образом развивает тему вампиризма, столь блистательно начатую автором в романе «Дракула» (1897).Пространный научный аппарат книги, наряду со статьями отечественных филологов, исследующих не только фольклорные влияния и литературные источники, вдохновившие Б.
«В начале был ужас» — так, наверное, начиналось бы Священное Писание по Ховарду Филлипсу Лавкрафту (1890–1937). «Страх — самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый древний и самый сильный страх — страх неведомого», — констатировал в эссе «Сверхъестественный ужас в литературе» один из самых странных писателей XX в., всеми своими произведениями подтверждая эту тезу.В состав сборника вошли признанные шедевры зловещих фантасмагорий Лавкрафта, в которых столь отчетливо и систематично прослеживаются некоторые доктринальные положения Золотой Зари, что у многих авторитетных комментаторов невольно возникала мысль о некой магической трансконтинентальной инспирации американского писателя тайным орденским знанием.