Сиятельные любовницы - [9]

— Какой?

— Ты ненавидишь Евтихия, отдай мне одну ночь, одну только… и я убью его.

Фрина несколько секунд смотрела в глаза Гипериду.

— Если б я тебя поймала на слове, то тебе было бы очень неловко.

— Попробуй.

— Хорошо, я принимаю, только я хочу назначить порядок условий. Убей Евтихия, тогда я подарю тебе не одну, а десять ночей.

— Десять невозможно, — возразил Гиперид. — Евтихий: подлец: он не будет драться, что бы ни сказал я ему и что бы ни сделал, а потому я должен буду убить его без борьбы, следовательно, меня арестуют и заключат в тюрьму, а потом умертвят как виновного в убийстве.

— А! Ты уже трусишь.

— Я не страшусь смерти, я страшусь только того, что приобретя награду, не буду, вследствие смерти, иметь возможность получить ее. Но ты приказываешь…

Гиперид встал.

— Куда идешь ты? — сказала Фрина.

— К Евтихию.

— Нет, я раздумала, я не хочу, чтоб его убивали. Я хочу предложить совершенно иной торг, чтобы при-надлежать тебе.

— Говори.

— Не здесь. Вечерний воздух начинает холодать. Дай мне руку и войдем в дом.

Фрина провела адвоката в свою спальню, которых в ее доме было множество, но эта, как позже узнал Гиперид, сохранялась для самых близких друзей.

Фрина возлегла на ложе.

Вслед за тем, смотрясь в медное зеркало, она обратилась к нему:

— Ты сейчас сказал, что ты образован, докажи же сначала, каким образом можно быть мне приятным, — мне, которая сделала ремесло из очень дорогой продажи своего тела?

Гиперид вздохнул.

— Увы, Фрина, — ответил он, — твое требование слишком трудно.

— Так трудно, что ты отказываешься? Ты удивляешь меня! Однако ты мог бы доказать это.

— Любовь бессловесна.

— Каким же образом?

— Я дозволяю тебе испробовать все те отношения, вследствие которых я могу быть счастлива, будучи любимой тобой.

Гиперид приблизился к постели и склонился к куртизанке таким образом, что его дыхание взвевало ей душистые волосы.

— Да, — прошептал он, — да, Фрина, ты можешь быть счастлива моею любовью, ибо она такова, подобно которой ты не встретишь. Ты улыбаешься… ты полагаешь, что я хвастаюсь… Искусная в пауке любить, ты не веришь, чтоб я был способен чему-нибудь научить тебя?.. Ты заблуждаешься! Истинная любовь обладает наслаждениями, принадлежащими только ей… Закрой на минуту твои насмешливые глаза и сожми твои улыбающиеся губы. Потом, когда я скажу тебе, взгляни, если ты сама не увидишь в зеркале какого-то особенного выражения на своем лице, — тогда я солгал и пожирающий меня огонь бессилен оживить тебя, жестокая статуя.

Уступая желанию Гиперида, Фрина закрыла глаза и согнала с лица улыбку. Через несколько минут, открыв свои длинные ресницы, куртизанка взглянула в зеркало и вскрикнула от изумления.

Воистину, ее прекрасное лицо говорило что-то новое, она чувствовала то, чего никогда не ощущала.

Никогда!.. Нет, некогда поцелуи Эвтиклеса производили на нее такое же сладостное ощущение…

Но ей уже было двадцать четыре года, восемь лет прошло с того времени, она позабыла.

— Ну? — спросил Гиперид.

— Ты прав, — ответила она, снова сделавшись госпожой самой себя. — Ты любишь меня, и я думаю, что я могла бы тебя полюбить. Ты доказал мне, что ты смышлен. Это хорошо. Но это еще не все. Я требовательна! Мне нужно иное доказательство твоей страсти. Я его потребую от твоего сердца.

— Требуй! Оно готово!

— Посмотрим.

Она как-то особенно ударила в ладоши. Вошел невольник и по ее знаку поставил около постели стол из полированного дерева, — ножки которого были из слоновой кости и имели форму львиных лап, — а на этот стол чашу и сосуд. Потом он удалился.

Тогда, указывая на них рукой Гипериду, который с любопытством следил за этой сценой, Фрипа сказала ему:

— Знаешь, что в этом сосуде?

— Почем я могу знать! — возразил Гиперид. — Икарское или корцирское вино, которое ты так любишь выпить вечером, несколько глотков.

— Нет, там не вино. Слушай, Гиперид, минуту назад ты принял меня за жестокую статую. Я не статуя, по я жестокая. Ты предложил мне жизнь Евтихия за одну ночь счастья… Я отказалась… Но ты также предлагал свою, я принимаю… В этом сосуде яд, страшный и приятный яд, он не причиняет страдания. Через несколько часов после приема ты тихо заснешь… А мне хочется, чтобы завтра все Афины повторили: «У Гиперида не было денег, чтобы заплатить Фрине, он заплатил ей своей жизнью».

Гиперид взял твердой рукой чашу.

— Лей! — сказал он.

Она налила.

Он хотел пить, но она остановила его.

— Погоди, — проговорила она. — Подумай… Это не пустая игра: ты умрешь.

— Через сколько часов?

— Через пять или шесть.

— Пять или шесть вечностей наслаждения!.. За нашу любовь, Фрипа! — Он сразу осушил чашу и далеко отбросил ее.

— Теперь я достоин тебя?

— Да, — ответила она, подавая ему руку. — Я люблю тебя! Я твоя…

На рассвете Гиперид проснулся.

Первый взгляд его встретил улыбку Фрины.

— Так я не умер? — весело вскричал он.

— Ты сожалеешь об этом?

— Нет, потому что в могиле я бы не мог уже любить тебя.

Эта ночь любви имела много сестер. И Фрипа не скрывала нежной привязанности к Гипериду, она повсюду являлась с ним.

Это было неблагоразумно, потому что она знала злость Евтихия. К печали, причиненной презрением Фрины, прибавилась ярость при виде ее любовником собрата.