Сияние «жеможаха» - [53]

Измерения были закончены, позиции немецких орудий на берегу Рёконьки определены с ювелирной точностью. Вася выпустил голубя с депешей, он торопливо забил крылышками и взял курс на Херово – там Петров уже радовался вновь обретённому распространению коротких волн и оптимальным частотам для дальней связи. В этот момент на Анну Гермогеновну и Демьяна Власьевича выехал BMW R75. Его вёл молодой очкарик, в коляске с изображением жокея на лошадке сидел грузный офицер.

Чтобы отвлечь вражеское внимание от тёмных фигурок на холме и Анны Гермогеновны, Калибанов выскочил из-под ёлок и, заорав песню, побежал вдоль лесной полосы. Вздрогнув, немцы открыли огонь. Пули попадали в Демьяна Власьевича, ему было больно, но он не умирал:

– Нам солнце родное приветливо светит,

Кивают нам звёзды, смеётся луна,

И нет под луною на нашей планете

Страны веселее, чем наша страна-а-а!

Отчаянно трещали автоматы, мотоцикл мчался за Калибановым, который, вместо того чтобы зайцем нырнуть в лес, оставляя кровавый след, бежал по дороге: он уводил немцев подальше от отряда.

Мотоциклисты поехали поднимать тревогу. Калибанов лежал на спине, в его глазах кивали звёзды, он загибался, потому что фляжка с потусторонним спиртом была у Цветкова.

– Калибанов, миленький, потерпите, Вася скоро придёт, даст вам вашей микстуры.

– А не надо добро переводить, пустерьга я, никцемный целовек, не подкованный, некомпетентный. Вот и сына твоего на повышение квалификации отправил, сделали его диверсантом, послали на смерть, сам на службе взыскание полуцил и пулю в затылок. Сейцас бы на Мшаве в тёплой комендатуре сидели, газетки поцитывали с Тонецкой-андельцем, с Ниной Петровной.

– Калибанов, как вы можете сомневаться в системе полковника Смолова и майора Перова? Я считаю, что Васю правильно включили в перестановку кадров, он сражается за Родину, я им горжусь. И вас как кадавра удачно переставили, вы настоящий герой. Неужели интереснее на Мшаве невинно осуждённых сторожить?

– Там не все невинные. Сейцас откинусь. – Бывший начальник лагпункта забился в агонии и закатил глаза.

Отряд геодезиста, успешно выполнив задание по обнаружению вражеских огневых позиций, спустился с холма с пустой корзиной. Анна Гермогеновна накапала живой воды Калибанову в нос и в ухо. Он сел, сделал два больших глотка из фляжки, фыркнул, как Мираж, вылил спирт на чёрную свою ладонь, протёр лицо и шею – всё прошло. Затрещали немецкие мотоциклы. Отряд углубился в лес. Снег заваливал следы и кровавые пятна.

* * *

Блестящий офицер CC барон Отто III Мюнхгаузен курил в келье Рёконьской Свято-Троицкой пустыни и думал о том, что в данный момент ситуация совершенно соответствует значению его древней фамилии, изящно иллюстрирует принадлежность к аристократическому роду: он находился в «доме монаха». В гербе у Мюнхгаузена на золотом поле стоял с посохом цистерцианец.

В детстве барон проводил лето в альпийском шале в Швейцарии. Ему очень нравилась местная легенда о Жане де Баране и Кристофе Овчаре. Жан де Баран и Кристоф Овчар заключили сделку с дьяволом – тот помогал им воровать домашний скот. Воров убило молнией. С тех пор иногда на закате пастухи видели, как в небе сражаются друг с другом огненные Жан де Баран и Кристоф Овчар. Они вели в бой свои призрачные стада. Гигантские козлы и бараны блеяли загробными голосами, сталкивались рогами и сыпали на землю искры. Адские собаки вгрызались друг другу в горло. Порядок навёл старый монах-цистерцианец. С послушником он пошёл в горы и, завидев приближение призраков, начал усердно молиться. Жан де Баран и Кристоф Овчар хотели испепелить божьих людей, но у них ничего не получилось: юноша прочертил круг, а старик кропил святой водой. Воры убрались в ад навсегда. В том месте, где сходились на бой грешные души, была построена цистерцианская обитель. В играх и мечтах юный Мюнхгаузен представлял себя то благородным рыцарем-освободителем, то цистерцианцем, спасающим бедный народ от дьявольских напастей.

Барон Мюнхгаузен гордился гербом, аристократическим родом и предками-крестоносцами. Также он гордился своим ястребом Хейно – лучшим охотником на зайцев. Вместе с хозяином Хейно проделал долгий путь из Германии в новгородские лесные угодья. Ему не терпелось напасть на след русака. Хейно считал себя королевской птицей. Он твёрдо знал: любой, кто отважится убить ястреба, тут же попадёт к палачу. Хейно на лету хватал жертву цепкими, словно клещи, когтями и бил клювом в затылок.

Пятнадцать лет назад смешной лысый Хейно вылез из грязно-белой скорлупы с крапинами. За его взрослением внимательно следил мальчик. У Хейно были присада и вольер не где-нибудь во дворе, около конюшни, а в большом зале родового замка Мюнхгаузенов. Там же в нише в стене стояла кровать Отто. Просыпаясь, барон видел, как Хейно, повернув изящную голову с пестринками, желает дорогому хозяину доброго утра.

После кофе с жареным хлебом и трофейным малиновым вареньем барон Отто III Мюнхгаузен с двумя офицерами и двумя спаниелями вышел из Рёконьку на охоту. На его перчатке из оленьей кожи сидел ястреб. Глаз радовал безлесный холмистый ландшафт – там, в полях, на пустоши, великолепный смертоносный Хейно неоднократно демонстрировал свои исключительные скоростные способности.