Сияние во тьме - [50]

Они ушли от Альберта в четыре утра, единодушно подтвердив, что это было одно из самых потрясающих впечатлений в их жизни. Удачная инвестиция, без всяких сомнений.

* * *

Было бы преувеличением сказать, что после этого Альберт стал королем, но его рейтинг несомненно вырос. Все хотели принять участие в его игре, и он стал время от времени приглашать менее посвященных, просто чтобы поддерживать репутацию.

Освальд все спрашивал, нельзя ли и ему поиграть, но Альберт отказывал. К тому времени он ловко стер из памяти то, что это Освальд познакомил его с Лавкрафтом, и не видел причин расходовать свой талант на того, кто только понизит его статус. К тому же Освальд обладал более глубоким пониманием Лавкрафта, чем кто бы то ни было, включая самого Альберта.

Альберт запретил Вилле, Торе и Линусу читать Лавкрафта. Персонажи в игре не знали, с чем сражаются, значит, и игрокам не следовало этого знать. Освальд, с его энциклопедическими познаниями, просто не смог бы исполнить роль совершенно неосведомленного человека – Альберт так ему и сказал. Но не сказал о своем страхе, что Освальд бросит вызов его авторитету. Вместо этого он снова заговорил о том, что от Освальда пахнет.

* * *

На летних каникулах Альберт сделал то, что долго планировал, но на что у него, добросовестного ученика, не было времени. Он решил создать собственный сценарий. Со своей основной тройкой игроков он прошел «Потомство Тсатоггуа», «Грибы с Юггота» и половину «Масок Ньярлатхотепа» и теперь хотел создать свой мир во вселенной Ктулху, желательно расположенный где-нибудь в Стокгольме.

Альберт принялся кроить повествование вокруг строительства Стокгольмской городской библиотеки, комнаты, содержащей запретные книги, где главным сокровищем была De Vermis Mysteriis Людвига Принна[37], отвратительного культа под предводительством архитектора библиотеки Гуннара Асплунда. Кульминация должна была совпасть с открытием библиотеки в 1928 году.

Он искал в интернете фотографии города тех лет, изучал трамвайные маршруты, полномочия полиции, деятельность контрабандистов и политическую ситуацию. Когда в начале августа начались занятия в девятом классе, у Альберта уже был сценарий, который, по его мнению, не уступал тем, которые создал Сэнди Питерсен[38], а также амбициозный план самостоятельно перевести его на английский и продать в Chaosium. Он хотел назвать его «Таящийся в библиотеке», но обнаружил, что это название уже использовали. Пришлось обойтись менее броским – «Стокгольмский бродяга».

* * *

Когда близился час нового приключения, к Альберту снова подошел Освальд, и тщеславие Альберта наконец вынудило его поддаться. Он создал собственный мир с законами, которые в некоторой степени отличаются от общепринятых, а значит, хоть они и логичны, но Освальду не знакомы. Освальд единственный обладал знаниями, которые позволят ему по достоинству оценить достижение Альберта, и он сказал:

– Ладно.

– Ладно – что? – спросил Освальд, похожий на собаку, хозяин которой потянулся к пакету с кормом.

– Ладно, можешь сыграть.

Сравнение с собакой стало еще уместнее, когда Освальд задрожал, а его открытый рот, казалось, истекал слюной. Но прежде чем Освальд успел его забрызгать, Альберт выставил перед собой руку.

– Один раз. На пробной основе. Дальше посмотрим.

Освальд с готовностью кивнул, заверив Альберта, что не станет выпендриваться, а будет совершенным невеждой.

– Как, ты говоришь, она называется? – спросил он. – «Катулху»?

Альберт милостиво улыбнулся и сказал приходить в пятницу в семь.

* * *

Остальная компания была не рада участию Освальда. Они перешли от полового созревания к бушующим гормонам, а у Линуса на футболке теперь был портрет Тириона Ланнистера[39] и надпись: «Я бог титек и вина». Освальд казался посторонним наблюдателем за игрой, которая, возможно, выглядела слишком детской.

Однако все сомнения развеялись, едва они начали играть. Повествование Альберта прекрасно работало, а персонаж Освальда быстро стал неотъемлемой частью группы. Он был экспертом по оружию, который умел читать и писать на латыни, а сценарий предполагал столкновения с вооруженными приспешниками и ряд латинских текстов. Освальду удавалось не выпендриваться, как он и обещал. Пусть уголки его рта и дернулись, когда Альберт заговорил о Людвиге Принне, но он ничего не сказал.

Нельзя было отрицать: Освальд оказался образцовым игроком, предельно внимательным ко всему, что говорил Альберт, и настолько восприимчивым к внушению, что, когда ситуация становилась особенно критической, у него дрожали губы. Еще он предлагал немало идей, и ему невероятно везло с кубиками.

Они остановили игру в четыре утра, когда достигли естественного перерыва в истории. Все, как обычно, были очень возбуждены. До De Vermis Mysteriis было рукой подать, и стоит его заполучить – начнется следующая стадия. Игру решили продолжить вечером. Когда все собрались уходить, Альберт сказал:

– Ладно, увидимся.

Вилле, Торе и Линус направились к выходу, но Освальд не двинулся с места. Его самоуверенность возросла за этот вечер, но сейчас вернулась внутренняя собачонка, и он тихо спросил: