Сияние - [22]
Министр просвещения Рагнхильд неприязненно посмотрела на Оулавюровы телеса.
— Ты, часом, не думал податься в компанию флагеллантов? Между прочим, ты сам чавкаешь. Хотите, расскажу про Песталоцци, доброго чудака, который собрал подле себя восемь десятков детишек-беженцев, у одних были на голове шрамы от пуль, другие погружены в апатию, худые как скелеты, третьи вообще дебилы, все упрямые и подозрительные…
— Чавкаю? Я?! Ты что-то нынче очень агрессивна…
— А еще ты ковыряешь в зубах и чмокаешь языком. Продолжать, или?
— Нет уж, мне надо распеться. В одиночестве. Ты подготовь списочек хороших цитат, буду очень тебе благодарен. Можешь идти. Кстати, купила бы себе другую юбочку, скажем в фиолетовых тонах. Ведь ты должна радовать наш глаз. Спасибо за сотрудничество.
Она вышла, хлопнув дверью.
— Тебе, Пьетюр, я доверяю разработать программу игр и составить список ребят-участников. Сперва я, конечно, переговорю с президентом, заручусь его обещанием присутствовать на празднике… Ну а теперь, увы, мне пора.
Так я был назначен детским «министром без портфеля» и вышел из Оулавюрова кабинета с высоко поднятой головой. И уже на лестнице мы услышали, как он пробует свой могучий голос.
Оулавюр грезил оперой. Голос у него был не самый красивый в стране, но в создании сценического образа с ним никто соперничать не мог. Он сыграл великое множество мелких ролей и единственный в этой категории удостоивался рецензий — то как беглец-саксонец, то как торговец рогожей, то как лесной дуб в бурю. Выходя на сцену, Оулавюр затмевал лучшего тенора, половицы гудели от его поступи, могучие дворцовые порталы трещали. Мы все любили оперу, ведь если музыка печальная, можно развлечься, узнавая под боевыми шишаками и нищенским рубищем то министра по делам культов, то депутатов альтинга, то, как упомянуто выше, начальника протокольного отдела.
Возможно, воспоминание о какой-то оперной декорации и заставило меня бегом броситься назад, в его кабинет.
— Оулавюр, Оулавюр, у меня есть идея!
Он нехотя прервал свои вокальные упражнения.
— Помнишь дорогие китайские вазы эпохи Мин в Хёвди?
— Да, а что?
— Я вот думаю: что, если мы немного погоняем в комнатах в футбол? И если заранее заменить эти вазы дешевыми подделками из китайского магазина, то можно их расколотить. Мы их мячом разобьем, а вы, взрослые, скажете: «Подумаешь, одной минской вазой больше или меньше. Главное, чтобы дети вдоволь наигрались». Может, его тогда еще больше совесть заест?
Я и сейчас готов поклясться, что он кивнул и сказал:
— Замечательно, Пьетюр. Правда блестящая идея.
~~~
— Шуберт, — говорит Мордекай Катценштейн, подкладывая полено в нашу роскошную плиту. — Если и можно хоть что-то поставить ему в упрек, то лишь одно: он так и не усвоил тонкостей полифонии. В его произведениях все инструменты, один за другим, играют главную роль. Поэтому сегодня мне хочется исполнить Гайднов опус семьдесят шесть, мечтаю о его нисходящих квинтах.
Он разглаживает свою черную бороду, и по кухне распространяется запах маринованной селедки.
— Пока ты играешь в моем доме, изволь держаться Шуберта. Мы же видимся всего-то раз в год…
— Я думал, для разнообразия… Немножко чистой классики.
— Нет, Мордекай, ты мой гость, и у тебя есть гостевые обязанности.
Да, раз в году у нас гостил Мордекай Катценштейн. Он был раввином в Амстердаме, а в Исландию ездил проверять, вправду ли кошерную маринованную селедку выпускает Корнелиус Йоунссон на фирме «Сельдь и рыбопродукты».
Обычно он останавливался у нас, и я вместе с ним ходил в маринадный цех Корнелиуса и в потрошильни, где выяснил, что у кошерной селедки крышка с колечком. Отец однажды делал репортаж о том, каким успехом кошерная селедка пользуется на внешнем рынке. В особенности она была популярна среди нью-йоркских мусульман. Отец говорил, что принимать такого гостя, как Катценштейн, все равно что принимать у себя большой мир. О нем не скажешь: да был тут один еврей, смотрел, чтоб селедку мариновали как полагается. Чтобы говорить о Катценштейне, нужно много слов, притом совсем особенных, слов с временем, слов с окраской. И когда я вижу эту голову в обрамлении черной бороды — мало-помалу побелевшей, — я вижу темные улицы, маленькие домишки, огромные библиотеки, чую запах блюд, которых мне не довелось отведать, вижу все это страдание, всю эту нечеловеческую муку. И все же это — Человеческое Страдание, потому что ни одно животное так не терзает себе подобных. Отец часто говорил, что в нас заложен изъян, что у нас утрачена связь между новым и давним мозгом, что с возникновением абстрактной мысли мы стали настоящими людьми, то бишь нелюдями. Потому-то очень важно, чтобы в Исландию порой залетали такие вот маленькие, косоглазые мужчины с черной бородой.
Временами, говорил отец, я его ненавижу. Временами я ненавижу их всех, уцелевших в Освенциме, в ГУЛАГе, выдержавших пытки, ведь они, одиночки (вероятно, по праву), считают, что видели Истину. Некогда существовало высокое понятие — гуманизм, которое, в частности, предполагало отказ от всех и всяческих форм жестокого или унизительного отношения к человеку; это было почетное понятие, малоприменимое к будничной жизни и спорам, препятствующее реалистическому восприятию действительности. (Один-единственный раз я услышал тогда от отца это слово — реалистический.) Короче говоря, с такими людьми трудно общаться, рядом с ними чувствуешь себя легкомысленным дураком, и все-таки он мой лучший друг.
Один из самых известных шведских писателей XX века Ёран Тунстрём написал свою историю об Иисусе Христе. Рассказ ведется от лица главного героя, отрока из Назарета. Его глазами читатель видит красоту и мучительность мира, в котором две тысячи лет назад жили иудеи, изнемогая под бременем римского владычества. Это роман о детстве и молодости Иисуса Христа — том периоде его жизни, который в Евангелии окутан покровом тайны.
Впервые в России издается получивший всемирное признание роман Ёрана Тунстрёма — самого яркого писателя Швеции последних десятилетий. В книге рассказывается о судьбе нескольких поколений шведской семьи. Лейтмотивом романа служит мечта героини — исполнить Рождественскую ораторию Баха.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.
В основе первого романа лежит неожиданный вопрос: что же это за мир, где могильщик кончает с собой? Читатель следует за молодым рассказчиком, который хранит страшную тайну португальских колониальных войн в Африке. Молодой человек живет в португальской глубинке, такой же как везде, но теперь он может общаться с остальным миром через интернет. И он отправляется в очень личное, жестокое и комическое путешествие по невероятной с точки зрения статистики и психологии загадке Европы: уровню самоубийств в крупнейшем южном регионе Португалии, Алентежу.
«Привет, офисный планктон!» – ироничная и очень жизненная повесть о рабочих буднях сотрудников юридического отдела Корпорации «Делай то, что не делают другие!». Взаимоотношения коллег, ежедневные служебные проблемы и их решение любыми способами, смешные ситуации, невероятные совпадения, а также злоупотребление властью и закулисные интриги, – вот то, что происходит каждый день в офисных стенах, и куда автор приглашает вас заглянуть и почувствовать себя офисным клерком, проводящим большую часть жизни на работе.
Люси Даймонд – автор бестселлеров Sunday Times. «Кое-что по секрету» – история о семейных тайнах, скандалах, любви и преданности. Секреты вскрываются один за другим, поэтому семье Мортимеров придется принять ряд непростых решений. Это лето навсегда изменит их жизнь. Семейная история, которая заставит вас смеяться, негодовать, сочувствовать героям. Фрэнки Карлайл едет в Йоркшир, чтобы познакомиться со своим биологическим отцом. Девушка и не подозревала, что выбрала для этого самый неудачный день – пятидесятилетний юбилей его свадьбы.
Автор книги, пытаясь выяснить судьбу пятнадцатилетней еврейской девочки, пропавшей зимой 1941 года, раскрывает одну из самых тягостных страниц в истории Парижа. Он рассказывает о депортации евреев, которая проходила при участии французских властей времен фашисткой оккупации. На русском языке роман публикуется впервые.
Торгни Линдгрен (р. 1938) — один из самых популярных писателей Швеции, произведения которого переведены на многие языки мира. Его роман «Вирсавия» написан по мотивам известного библейского сюжета. Это история Давида и Вирсавии, полная страсти, коварства, властолюбия, но прежде всего — подлинной, все искупающей любви.В Швеции роман был удостоен премии «Эссельте», во Франции — премии «Фемина» за лучший зарубежный роман. На русском языке издается впервые.
Эти рассказы лауреата Нобелевской премии Исаака Башевиса Зингера уже дважды выходили в издательстве «Текст» и тут же исчезали с полок книжных магазинов. Герои Зингера — обычные люди, они страдают и молятся Богу, изучают Талмуд и занимаются любовью, грешат и ждут прихода Мессии.Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня называли лгуном. Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же.Исаак Башевис ЗингерЗингер поднимает свою нацию до символа и в результате пишет не о евреях, а о человеке во взаимосвязи с Богом.«Вашингтон пост»Исаак Башевис Зингер (1904–1991), лауреат Нобелевской премии по литературе, родился в польском местечке, писал на идише и стал гордостью американской литературы XX века.В оформлении использован фрагмент картины М.
В знаменитом романе известного американского писателя Леона Юриса рассказывается о возвращении на историческую родину евреев из разных стран, о создании государства Израиль. В центре повествования — история любви американской медсестры и борца за свободу Израиля, волею судеб оказавшихся в центре самых трагических событий XX века.