Сияние Каракума - [23]

— Насовсем. Ты останешься жить со мной. Одна из комнат моей квартиры — твоя.

— Но почему, Бяшим-джан, я непременно должен жить в твоём доме? А если я буду жить в своём? Пли здесь, у Берды?

— Не чуди. Была бы жива наша мать, я не стал бы возражать против того, что ты оставался в своём доме. Но один?.. А у Берды и без тебя тесно. Покоя уж точно не будет. И какие здесь удобства? Разве можно сравнить с городским благоустроенным жилищем? Нет, отец, я считаю, что ты, в твоём возрасте, заслужил и настоящий покой, и настоящий отдых. И поэтому настаиваю: поедем со мной в город.

Юсуп-ага с сомнением покачал головой.

— Помнишь Сапар-джана, сына Анна Дейтыка? — спросил Бяшим.

— Который пальван, что ли?

— Он самый. Так вот, этот богатырь тоже в городе живёт, потому что там и спортзалы, и тренеры гораздо лучше, чем в селе. Самые умные люди, самые лучшие вещи в городе. Только в городе можно стать настоящим специалистом, настоящим учёным, по-настоящему знаменитым человеком…

Видно было, что Юсуп-ага не может разделить восторгов сына. В унылом раздумье он продолжал качать головой, упорно избегая Бяшимова требовательного взгляда.

А тот выложил свой главный аргумент:

— Мне казалось, ты почитаешь обычаи. А что гласит наш обычай? Отец не может жить со старшим сыном, когда есть младший!

— Верно, верно… — Юсуп-ага вздохнул. — Недаром говорят — старый верблюд должен покорно плестись за своим верблюжонком…

Внезапная жалость кольнула сердце Бяшима. Он очень хотел, чтобы отец остаток дней своих провёл в прекрасном городе Ашхабаде, но вовсе не желал, чтобы тот ехал по принуждению. И поэтому снова принялся вдохновенно расписывать всяческие городские блага и чудеса: гладкий асфальт городских улиц; бесчисленные фонари и неоновые лампы, от которых ночью светло как днём; базар, где чего только не продают; горячую воду, обогревающую дома без копоти и дыма; большие зрительные залы, в которых с утра до ночи показывают замечательные фильмы; певцов и музыкантов, прибывающих со всех концов света; врачей, которые мёртвого способны воскресить. И добился: в глазах отца вспыхнул огонёк любопытства. Старику захотелось поехать в город.

III

До райцентра добрались на грузовике, а там пересели в рейсовый междугородный автобус. Эти огромные, как дом, машины — автобусы — Юсуп-ага видел и раньше, а вот асфальт, покрывающий дорогу, — в первый раз. Накануне сын рассказывал о дорогах, гладких, как зеркало, и совершенно без пыли — одном из городских чудес. Да, видно, город это… Но, решительно, асфальт заслуживает восхищения! На очередной остановке Юсуп-ага вышел из автобуса и взад-вперёд походил по дороге. Потом вынул нож и отковырнул кусочек асфальта. Долго нюхал, но так и не определил, что это за штука такая, положил в карман. Можно было бы расспросить сына, но в автобусе, впереди, сидел такой же старик, как сам Юсуп, только одетый по-городскому. Не хотелось перед ровесником показать себя полным невеждой.

— Навстречу нам попалось тридцать машин, — прошептал вдруг себе под нос Юсуп-ага.

Сын услышал.

— Ну и что?

— Интересно, куда их столько едет?

— Это большая дорога, отец. Связывает разные города и райцентры.

Юсупу-ага казалось, что какая-нибудь из машин, стремительно мчащихся навстречу, непременно столкнётся с их автобусом. Что же тогда будет? Всякий раз, когда встречный автомобиль со свистом проносился мимо, он невольно сжимался, вбирал голову в плечи.

У самой кабины водителя, лицом к остальным, сидел пассажир, давно привлёкший внимание Юсупа-ага. Наверное гость из какой-нибудь зарубежной страны, решил старик, Совсем молодой парень, почти подрос-ток, невысокий, тонкий, гибкий, он был одет так причудливо, что Юсуп-ага не мог себя заставить отвести любопытный взор. Волосы до плеч, как у девушки, рубашка вся в цветочках — в глазах рябит. На шее шёлковый платочек, тоже пёстро-яркий, пальцы в перстнях, а глаза спрятаны под тёмными очками. Да, конечно, юноша этот из-за границы, из какой-нибудь далёкой и странной земли.

А юноша подавил зевок, нахмурился и произнёс на чистейшем туркменском языке:

— Этот автобус ползёт как черепаха!

Юсуп-ага и рот приоткрыл: неужто туркмен? Бай-бов! Не выдержал, легонько толкнул сына.

— Что?

Глазами указал на паренька впереди. Бяшим оглядел его без всякого удивления и снова спросил:

— Что ты, отец?

Опасаясь, как бы их не услышал диковинно разубранный паренёк, Юсуп-ага буркнул:

— Так, ничего.

В это время автобус замедлил ход, а потом и вовсе остановился.

— Что случилось?

— Почему остановились?

Водитель, не отвечая, вылез из кабины и открыл капот.

Один за другим выбрались наружу пассажиры и окружили водителя. Тот копался в моторе как-то неуверенно. Видно было — он не знает, где искать неисправность. Зрители его явно раздражали.

Юсупа-ага среди них не было. Он прохаживался по асфальту, с удовольствием разминая онемевшие от долгого сидения ноги. Пепельно-бледное во время езды лицо его обрело свои естественные краски.

Ещё один пассажир не заглядывал в мотор через плечо водителя — тот самый одетый по-городскому старик, ровесник. Он тоже ходил по дороге. Вскоре они оказались рядом.