Сиваш - [32]
— Капитана Орлова — ко мне, живого или мертвого! Эту сволочь научу уму-разуму!
Слащев властвовал теперь в Крыму — как бог, как царь, как железная палка. Дрогнувшей рукой отдавая Слащеву честь, Олег с замиранием думал, что этого человека следовало связать и отвезти на необитаемый остров. Кто такой капитан Орлов? Почему «сволочь»? Самое противное было в том, что Слащев относился к нему, Олегу, обычно мягко, встречал добродушной улыбкой, иногда расспрашивал, дружески шутил…
Слащев остановился перед Олегом. Рывком, но слабыми пальцами пожал руку.
— А! Здоров! Я думал, что ты в степи замерз или волки съели! Ха-ха! Зайди ко мне с картами, покажу, где проволоку тянуть…
Олег не успел ответить, генерал пошел дальше, вновь что-то недоброе обещая Орлову и его приятелям.
Вечером офицеры ушли развлекаться. В жилом вагоне наконец появился Кадилов, обнял Олега. Вместе ужинали. Наедине Кадилов откровенно говорил:
— Я, Олег, всемогущ! Генерала обведу, проведу и благодарность от него получу! А вообще дела ужасные! Буденный, китайцы добивают доброволию на Северном Кавказе. Генералы остаются без территории. Только вот у Яши — Крым. Теперь все сюда — спасаться… Старик Деникин боится Слащева. Недели три назад стою перед Яшей с докладом… Вдруг входит этот бравый дурак адъютант, сотник Фаст: «Ваше превосходительство! Губернатор Татищев настоятельно просит сообщить о положении на фронте…» Здесь боевая работа, а там паника, каждую минуту ждут появления красных. Яша скрипнул зубами: «Передай, Фаст, пускай тыловая сволочь слезет с чемоданов». Болван Фаст в точности передал. Посыпались жалобы, Деникин прислал выговор. А Яша прочитал его телеграмму и сделал неприличный жест — на что, мол, годится сия бумага. Нынче Антошу никто и в грош не ставит. Между прочим, приезжал тесть Деникина — позондировать, можно ли ему прибыть в Крым или лучше сразу катить в гости к английскому королю…
— А может быть, и нам с тобой укатить куда-нибудь? — спросил Олег.
Но Кадилов только поморщился. Продолжал:
— У Слащева сила, нынче его день, море ему по колено, на всех чихал, делает что хочет… Контрразведчики помчались в Севастополь. Зачем? Напали на рабочее собрание. Какие-то слесари, токари заявили: долой аресты, произвол… Яша приказал всех схватить. Раз-два — и готово! Об этом замяукала севастопольская Дума — мягко, осторожно. Недолго думая, Яша велел приголубить и думцев, хотя, известно, они против большевиков. Раз-два — готово: есть и думцы! Сегодня захожу в вагон с секретным пакетом, а Яша говорит по телефону с Севастополем, с премьер-министром. Сверкает сумасшедшими глазами, исступленно орет: «Опять у вас в дурацкой думе подлые речи». Да как завернет… по матушке. Кричит: «Я предупреждал, если такое повторится, буду предавать военному суду. Виновные арестованы по моему приказу, взяты ко мне, в Джанкой, и будут расстреляны. А думу прошу заниматься своим делом, не политикой…» Бросил трубку, на меня глянул с бешенством, будто я виноват…
— В общем, вспомнишь мои слова, — многозначительно сказал Олег: — Этот Яша всех нас погубит. Но я не буду молчать, я что-нибудь сделаю, вот увидишь. Хоть и глупость какую, но сделаю… Просто так, для души…
Кадилов зажал ему рот.
— С ним ничего не поделаешь. Ты глуп, смотри выдашь свои чувства. Мне же прикажет писать в контрразведку или нечаянно застрелить тебя. А я люблю тебя. Я жестокий, и мне нужно знать, что есть на свете такие, как ты.
Олег спросил — кто такой Орлов и почему Слащев хочет повесить его?
— Он кадровый офицер, неуживчивый, неудачник, выше капитана не взял. Однако храбрец, открыто не подчиняется Яше, — ответил Кадилов. — Я видел молодца в Симферополе в кафе «Доброволец», другой раз в кафедральном соборе — орловцы хоронили одного своего. Действительно, производит впечатление! Сильная личность! Когда мы входили в Крым, Орлов здесь формировал полк. Ты не знаешь, ты лежал больной, а я сам помогал Яше. Яша ему — приказ, а капитан: увольте, я вас не признаю, подите к черту. Яша, конечно, взбесился, телеграмму за телеграммой. А капитан рвал на куски, возвращал обрывки: «К черту вас, Слащев! Вы не способны привлечь симпатии населения… Вы губите Россию…»
— Верно! Правильно! — воскликнул Олег. — Приветствую и жму его руку. Молодчина, честное слово. Вот выйду сейчас на платформу и крикну: «Мо-ло-де-ец!»
— Да, он молодец, — сказал Кадилов. — Но он погибнет. Даже он. Поэтому ты не смей и носа показывать… Яша в ярости, кидается на стенки при одном лишь имени Орлова. Пока на перешейках было спокойно, Слащев не имел повода расправиться с ним. Но когда красные стали наступать, потребовал от Орлова выступить с полком на фронт. А еще раньше приказал начальнику гарнизона в Симферополе полковнику Гильбиху заготовить и перебросить в район Карасу-Базар припасы. Предполагал, в случае неустойки на фронте, главными силами отходить на Керчь и занять Ак-Монайскую позицию. Корпус на корабли, а сам Слащев с семьюстами человек засел бы в горах Карасу-Базар, чтобы висеть в тылу и на флангах красных, пока не кончится эвакуация. Затем с отрядом бросился бы на Перекоп, вон из Крыма. Отряд спасется, а Слащев застрелится… Полковник Гильбих заготовил припасы в Симферополе. И вот, вместо того чтобы выступить с полком на фронт, Орлов с князем Романовским захватили припасы и весь город. Слащевцев арестовали.
В романе ленинградского писателя Якова Ильичева «Турецкий караван» раскрывается важный эпизод из истории советской внешней политики первых послереволюционных лет, когда ее определяли В. И. Ленин и Г. В. Чичерин. Это — поездка главкома Украины М. В. Фрунзе с дипломатической миссией в Анкару к Мустафе Кемалю, возглавлявшему антиимпериалистическую буржуазно-национальную революцию в Турции. Много дней по горным дорогам Анатолии и в повозках и верхом продвигались посланцы Советского государства. Глубоко сознавая свой интернациональный долг, мужественно и целеустремленно М. В. Фрунзе и его товарищи преодолевают все трудности опасного пути.
В повестях калининского прозаика Юрия Козлова с художественной достоверностью прослеживается судьба героев с их детства до времени суровых испытаний в годы Великой Отечественной войны, когда они, еще не переступив порога юности, добиваются призыва в армию и достойно заменяют погибших на полях сражений отцов и старших братьев. Завершает книгу повесть «Из эвенкийской тетради», герои которой — все те же недавние молодые защитники Родины — приезжают с геологической экспедицией осваивать природные богатства сибирской тайги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.