Сить - таинственная река - [34]

здоровался со всеми за руку, Танька стояла рядом. Толька и Вовка сразу стали расспрашивать о приезде

корреспондентки, но Витька с напускной серьезностью осадил их:

— Не задерживайте человека. Вы-то лоботрясничали, а он полсуток ломил!.. Ну, Вася, пока!

— Тань, я тоже здесь останусь! — уже вслед Таньке и Гусю крикнул Сережка.

На улице парами и в одиночку расходились по деревне семейные люди; то тут, то там вспыхивали красные

огоньки папирос. Танька взяла Гуся под руку и повела его не к дому, а в противоположную сторону.

— Ты куда это?

— Сходим на Сить... Знаешь, я по речке соскучилась... И еще — по тебе! — тихо добавила она и коснулась

плечом его плеча. — Знаешь, когда я получила твое письмо, я тысячу раз его перечитала! Не веришь? Я его

наизусть помню.

— Чего же ответ не написала?

— Не знаю... Сначала хотела написать, а потом передумала. Разве в письме все скажешь?

Они вышли за деревню и побрели по тропке, по которой бегали на Сить купаться.

— Ты же собиралась идти в девятый?

— Собиралась. Думала, кончу десять и в медицинский пойду. А потом что-то засомневалась — вдруг не

поступить, что тогда? Вот и решила в училище. Ведь после училища тоже можно в институт поступить. Еще легче.

— А я думал, ты обиделась на меня и из-за того...

— Конечно, обиделась! Мне Кайзера не меньше твоего жалко было.

— Я знаю...

В тусклом свете ущербной луны серебрилась Сить. На перекате, ниже омута, она плескалась и шумела, а

дальше опять текла тихо, умиротворенная и спокойная.

— Мы больше никогда не будем ссориться, правда? — чуть слышно сказала Танька. — Никогда! —

повторила она убежденно. — Я очень часто вспоминала тебя, вспоминала, как прибежала тогда к тебе на Сить и

даже не догадалась ничего принести. И Семениху вспоминала.

В городе хорошо, но тем везде камень, асфальт. В парк мы ходили с девочками, так и кусты-то там

подстриженные, какие-то ненастоящие. Посмотришь — вроде бы красиво, а вспомнишь Сить, наши леса — и

грустно становится. Я ехала сюда, как на праздник, представляешь — в Сити выкупалась. Одна! Купаюсь и боюсь:

вдруг кто-нибудь придет и унесет одежду. Глупо, правда? — Танька рассмеялась.

Гусь слушал ее, затаив дыхание. Он снова и снова убеждался в том, что Танька не такая, как другие девчонки,

и говорит она как-то складно — красиво говорит, и голос у нее такой мягкий и нежный — только ее и слушал бы!

О городе Танька рассказывала много, увлеченно, но Гусь догадывался, что в этом красивом и большом городе

Танька тосковала по родной деревне, что к городу она еще не привыкла. И привыкнет ли?

— А я тебе еще не сказала самого главного, —неожиданно прошептала она.

— Чего?

— Не знаешь?

Ее лицо было совсем близко, но Гусь видел только глаза, большие, изумленно -радостные.

— Не знаю, — пролепетал он еле слышно.

— Я тоже... люблю!.. Мы будем встречаться часто-часто, каждый день, когда ты приедешь в город.

— Я приеду! — с жаром ответил Гусь и тут же испугался своих слов, будто сказал самому дорогому человеку

неправду.

Танька подала ему руку.

— Вернемся... Что-то холодно.

От Сити и в самом деле тянуло прохладой.

— Вернемся, — тихо ответил Гусь.

Почти все огни в Семенихе были потушены, лишь в клубе да у Шумилиных светились окна.

— Наши не спят. Меня ждут, — сказала Танька.

— А ты не боишься, что тебя будут ругать?

— За что? Разве я сделала что-нибудь плохое?

— Да вот, что ты — со мной…

— Какие глупости!.. Между прочим, если хочешь знать, папа всегда тебя уважал и не раз говорил маме, что

когда ты перемелешься, из тебя выйдет толк.

— Это как же — перемелюсь?

Танька пожала плечами.

— Он и Сережку никогда не ругал, что с тобой водится... А вообще-то я и не боюсь нисколечко! Вон,

девчонки, которые вместе со мной поступали, сразу с городскими парнями перезнакомились, на танцы стали

бегать...

— И ты ходила на танцы?

— Нет, — не сразу ответила Танька. — Но если бы не получила от тебя письма — пошла бы.

— Нет, ты лучше не ходи. Там ты одна. Обидят — и заступиться некому...

Они прошли вдоль деревни и остановились у дома Шумилиных.

— Что же, до завтра? — спросила Танька и подала Гусю руку.

— До завтра... Ты не обиделась на меня?

— За что?

— Не знаю... Так...

— Ну что ты!..— она вырвала свою руку и вбежала на крыльцо. — До завтра!..

Утром из центральной конторы колхоза пришло распоряжение перебросить комбайн Прокатова в четвертую

бригаду на уборку ржи. Пахомов пришел сообщить об этом, когда Иван и Гусь только что завели комбайн. Вид у

бригадира был хмурый и озабоченный.

— Раз надо — поедем в четвертую, — сказал Прокатов. — Раньше бы сказали, так мы бы туда по росе

укатили...

Прокатов говорил так, будто у него не было ни малейших сомнений, поедет ли туда Гусь. А Васька между тем

лихорадочно думал, как объяснить, что в четвертую бригаду ехать он не может.

— А ты что молчишь? — спросил Пахомов у Гуся.

— Я не знаю... На сколько дней туда ехать-то?

— А для нас не все ли равно? — удивился Прокатов. — Будем до победы, пока рожь не уберем. Может,

Согрин свой комбайн настроит, тогда быстро управимся.

"Нет, ехать нельзя, — соображал Гусь. — Оттуда за четырнадцать километров не прибежишь, а Танька и

всего-то неделю дома будет..."