Сить - таинственная река - [10]

— Конечно, неправду! — отрезал Толька. — Я вот ни во что такое не верю — в приметы разные, в

предсказания... Все это чепуха!

— Ясно, чепуха! — поддержал Сережка.

Гусь молчал.

В полночь за стенкой шалаша забеспокоился Кайзер. Он всегда оставался на вольном воздухе и ложился

непременно у той стенки, у которой лежал Гусь.

— А вдруг сюда придет та волчица? — шепотом сказал Толька.

— Не придет. Раз у нее логово разорили, она далеко ушла и сюда не вернется.

Кайзер опять пошевелился. Было слышно, как он встал и, сопя, потянул носом воздух. Потом прошуршала

трава и, будто переломили спичку, хрустнул сучок.

— Слышал? — спросил Сережка.

— Тихо! — предупредил Гусь и сел, чтобы лучше слышать, куда пошел Кайзер.

Через несколько минут на реке раздался сильный всплеск, потом еще и еще раз.

— Это Кайзер? — спросил Толька.

— Нет. Он в воду не полезет, — ответил Гусь.

— А кто же тогда?

— Почем я знаю. Пошли на реку.

Ребята выскользнули из шалаша.

— Да это же у сетки, — догадался Гусь. — Бежим!

Кол, к которому была привязана сеть, раскачивался и вздрагивал, а на средине реки плескалась крупная,

видимо, рыба. Ощетинившийся Кайзер стоял у самой воды и неотрывно смотрел туда, где расходились широкие

круги.

Гусь отвязал плот, все трое вскочили на него и отчалили от берега.

Поплавки сетки были утоплены, а в том месте, где попала рыба, вода бурлила от мощных ударов хвоста.

Гусь погрузил руку в воду почти до плеча, нащупал верхнюю тетиву сети, не без труда приподнял ее и начал

перебираться руками от поплавка к поплавку. Он хорошо ощущал упругие рывки сильной рыбы, которая вот-вот

должна была показаться на поверхности.

— Теперь-то не уйдешь. Теперь-то наша будешь, — цедил сквозь зубы Гусь.

Тут раздался истошный визг, и Толька в чем был, сиганул в воду. Плот качнуло, сеть рвануло куда-то вниз, и

Гусь, потерявший равновесие, тоже оказался в воде. Фыркая и ругаясь, он бросился было к берегу, но услышал

плаксивый крик Сережки, опомнился и завертелся на место, отыскивая главами Тольку.

В нескольких метрах от себя Гусь увидел взметнувшуюся над водой Толькину руку, которая тотчас снова ушла

под воду. Ему сделалось жутко.

— Плот! Гони сюда плот!..— крикнул Гусь Сережке, а сам поспешил на помощь Тольке: он понял, что тот

запутался в сетке.

Улучив момент, Гусь схватил Толькину руку и что было сил рванулся к берегу. Но в тот же миг кто-то сильно

потащил Тольку в глубину. Балдея от ужаса, Гусь отчаянно заработал ногами. Под водой что-то оборвалось, и скоро

на поверхности показалась Толькина голова.

А плот все относило и относило течением.

— Ты, падла, шевелись там! — крикнул Гусь Сережке, который все еще маячил на середине реки.

Когда-то в школе рассказывали, что утопающим надо немедленно делать искусственное дыхание. Но как

делать, Гусь не знал. Он дотащил Тольку до берега, перевернул вниз головой и стал трясти.

— Ты только попробуй помереть, только попробуй!..— хрипел Гусь, по-своему возвращая к жизни

утопленника.

Он тряс Тольку до тех пор, пока тот не застонал.

— Ну вот! — облегченно вздохнул Гусь. — Так-то лучше...

Ребята стояли вокруг костра и сушили одежду. Комары тучами вились вокруг их голых тел, и Гусь, чтобы

больше было дыму, то и дело подбрасывал в огонь зеленью ветки,

Тольку все еще била лихорадка, он не мог связать и трех слов.

— Щука... Mox на голове! — вот единственное, что он пока сказал.

А Сережка рассказывал:

— Ты как сетку-то стал поднимать, щука-то и полезла кверху. Огромадная! И, правда, не голове у нее мох,

тина такая. Толька увидел да как заорет! И в воду. Потом, гляжу, и ты нырнул. Шест куда-то подевался, и меня

понесло...

— С вами лягушек ловить, а не рыбу, — ворчал Гусь. — Ладно, пуговица у пиджака оторвалась, а то бы

сидели в сетке с этой щукой.

— Слу-ушай! — прошептал Сережка, округлив глаза. — А ведь старик-то, который на Пайтове... Выходит,

он прав? Только ты рассказал нам — и сразу такое приключилось.

— Что приключилось? Сами виноваты... А вот мох на голове у щуки был, это правда. Сам видел. Думал,

показалось. Но всем-то троим не могло показаться...

Сетку снимали на восходе солнца. Точнее, снимал ее Гусь, а Толька и Сережка стояли на берегу и смотрели.

Рыбы попало на удивление мало — ухи на две. Никакой щуки, конечно, не было, но зато средина сети —

сажени на две — изорвана в клочья, даже верхняя тетива в нескольких мостах будто расстрижена ножницами.

Не успел Гусь переступить порог, как Дарья торжествующе объявила:

— Ты знаешь, какое мясо Толька тебе приносил?

— Какое? — спросил Гусь, предчувствуя недоброе.

— На третьей ферме телка клевером объелась, а ветеринар с этим лешим косопузым акт составили, будто

она удобрениями отравилась. В акте записали, что мясо этой телки закопано, а на самом деле его ветеринар с

бригадиром пополам разделили. Вот!

— Ты-то откуда все узнала?

— Узнала! Зоотехник-то в городе была, только вчерась утром приехала. Вот я ей и пожалилась...

— Ты сказала, что Толька приносил мясо?

— А как же! Как же я такое не скажу? Телку-то и раскопали. А там одна голова да копыта. Да еще шкура с

требухой. Мяса-то нету! Милицию вызвали, обыск у косопузого сделали и мясо нашли. Под полом, в бочке