Система-84 - [33]

Бергстрем углубился в бумаги. Прочитав до конца, ои вернулся к началу и стал читать еще раз. Горло у него пересохло, и второй раз за последние десять минут ему страстно захотелось пива. Две банки. А еще лучше три.

— Свен, ты этого не сделаешь.

— Я — нет. Ты и я. Мы.

— Ты сошел с ума. — Бергстрем вернул Турену бумаги, в которых содержался подробный отчет о том, как разворачивались события. Наиболее подробно описывались последние тридцать шесть часов.

Внизу на последней странице было оставлено место для двух подписей. Чуть пониже шла расшифровка имен — Свен Турен, Леонард Бергстрем.

— Говоришь, мы можем только сидеть и смотреть, — холодно произнес Турен. — Сидеть и смотреть, выполнять наш долг и выслушивать приказы. Как раз на это и рассчитывают министр юстиции и его мальчики. Но так легко им не отделаться. Одним словом, мы дошли до той грани, где привычные методы работы не годятся.

Турен был хладнокровен и деловит. Бергстрему больше, чем когда бы то ни было, стало ясно, почему сидящий перед ним человек является комиссаром полиции, а не начальником бюро в Управлении исправительных учреждений.

— Но ведь это... — сделал Бергстрем слабую попытку сопротивления.

— Наш друг статс-секретарь большой специалист по утечке информации, — сказал Турен. — Почему бы и нам не сыграть в ту же игру? Правила игры установил он сам. — Бергстрем вздохнул. — Ну что?

— А нельзя... нельзя ли сделать так, чтобы это все не вышло наружу? Я имею в виду, нам обязательно надо обнародовать это все?

Турен не ответил. Он встал с кресла и указал на него Бергстрему:

— Сядь туда!

— Мне сесть в твое кресло?

— Да.

Бергстрем сел.

— Ну и как ты себя в нем чувствуешь? Мне кажется, хорошо.

— Свен...

— Подожди. Ты, естественно, метишь в это кресло. Получив его, можно считать карьеру сделанной — комиссар... начальник отдела.

— У меня...

— У тебя жена, дети, кошка, квартира, дача, машина и катер, — прервал его Турен.

— Я сам знаю, что у меня есть.

— Но ты не знаешь, что получишь? Ты это хотел сказать?

Молчание.

— Только что ты хотел накрутить хвост одному статс-секретарю. Теперь у тебя появилась такая возможность. Улле Люк получит все эти сведения от меня лично. Сегодня. Мы расскажем или, если ты откажешься, я расскажу все, Я расскажу, что произошло в действительности, потому что, по-моему, налогоплательщики имеют право это знать. Истинность рассказа подтверждается подписями. Я подписываю., — Турен надел очки и поставил свою подпись. — Возможно, хватило бы и одной моей подписи, но уж больно материал горячий... Не думаю, что Улле Люку удастся опубликовать его в газете, если он не будет подтвержден двумя свидетелями. Газеты стали немного недоверчивы. — Он посмотрел на своего ближайшего помощника поверх очков. — Воспрянь духом, Бергстрем! Эти гангстеры в министерстве юстиции рассчитывают на то, что у нас, тупоголовых фараонов, в голове только мысли о продвижении по службе. Черт, я не хочу стать ночным сторожем — а ты и того меньше, — но на этот раз надо рискнуть, потому что речь идет о морали — поня» тии, над которым мы привыкли шутить. Черт возьми, Бергстрем, они же украли у нас убийцу! — «Интересно, сколько мне еще придется его убеждать?» — подумал Турен. Он был уверен, что Бергстрем подпишет.

— Ладно, — сказал Бергстрем и протянул дрожащую руку за пером. Расписался он быстро и небрежно.

— Ну вот, — сказал Турен, — теперь мы оба герои.

Бергстрему было страшно. Страшно, как никогда раньше.

Десять минут спустя мужчина лет пятидесяти оставил напечатанный конверт в экспедиции «Дагенс нюхетер». Голова его была черной как вороново крыло.

Но Свен Турен знал, что кое-где уже начинает пробиваться седина.

— Улле Люку, лично, — сказал он.

Улле Люк сидел за пишущей машинкой.

Он работал в «Дагенс нюхетер» много лет, двадцать, кажется. Нет, чуть поменьше.

Он сидел за одним и тем же столом пятнадцать лет и писал на одной и той же машинке. «Улле? Он за своей машинкой», — ответили бы тому, кто спросил, где можно найти Люка.

И сейчас он сидел за машинкой. Пальцы бегали по клавишам, и лишь изредка он отрывался от работы, чтобы распрямить спину " проверить пульс.

Как и большинство журналистов, он сидел за столом неправильно, так что начинала болеть спина. Как и большинство журналистов, чувствовал он себя неважно.

Кто-то вытащил из его машинки наполовину исписанную страницу— «меню» на жаргоне журналистов. У стола стоял Пер-Оке Магнусон и читал незавершенное произведение.

— Могу сказать только одно — тысяча чертей? — произнес он, просмотрев уже готовые страницы — Этого достаточно, чтобы перевернуть все министерство юстиции вверх дном. Жаль, что мы не сможем напечатать это...

Недавняя выпускница института журналистики, двадцатичетырехлетняя Эва Персон, услышав замечание Магну еона, епровшга:

— А почему мы не можем напечатай, это?

У Пер-Оке Магнусона не было настроения обсуждать роль прессы в обществе и отрицательное влияние форм частной собственности на газеты. Правду сказать, настроение у него было препаршивое. Поэтому он заорал:

— К чертовой матери! Нельзя, и все, поймешь через тридцать лет, но тогда будет слишком поздно! — И тут же раскаялся в своей несдержанности.