Сироты вечности - [411]

В космопорте было еще три архонтских корабля. Мы видели такие, проходя из Керомы в Плерому и обратно, но то всегда были видеоизображения, промельки, нечеткие голограммы. Вблизи три серых мрачных корабля, корявые, ощетинившиеся орудийными башнями и щитами, напомнили нам, что архонты – свирепая раса. После стольких веков мы по-прежнему не знали, что за враги у них там, в темных световых годах за Теллом. Знали только, что архонты подчиняются пименам, демиургам и мифическим абраксам. Однако эти корабли были выстроены для войны. Это (молча думали мы) сокрушители планет.

Мы и не подозревали, что башня на уступе, встающем над черным сернистым морем, окажется так огромна. Глядя с «Музы» в прошлые посещения арбайтерского городка, мы думали, что ее высота примерно тысяча футов, а ширина составляет примерно две трети высоты. Теперь, приближаясь, мы видели, что в ней не меньше двухсот этажей, а темно-серые стены не каменные, а металлические. Их, как и корабли, покрывали волдыри выступов, но здесь между выступами протянулись длинные ручейки и разводы ржавчины. Они были цвета запекшейся крови.

Некоторые бойницы наверху горели тусклым оранжевым светом.

– Мне надо отлить, – сказал наш подмастерье Пиг и начал слезать с медленно движущихся саней.

– Стой, где стоишь, – рявкнул Кемп.

– Но… – начал Пиг.

– Мне тоже надо, – сказала Кайдер, одетая для первой сцены одной из вещих сестер. – Вряд ли у них там в башне есть сортиры.

– Не слезайте с саней, черт побери! – заорал Кемп. – Если вы останетесь здесь, мы не сможем дать представление.

Как если бы драгоман или кабиры в рубке его услышали, сани начали по спирали набирать высоту: пятьдесят, сто, триста футов. Все отступили от края открытой платформы, ухватились друг за дружку и опустились по крайней мере на одно колено.

Сани отошли от края уступа. В пяти тысячах футов под нами кислотные волны разбивались об острые клыки скал.

– Фу ты черт! – крикнул Пиг.

По его коричневым чулкам расползалось мокрое пятно, и мне тоже отчаянно захотелось ссать.

Шестью сотнями футов выше в западной стене башни, над обрывом высотой в милю, раздался страшный скрежет и возникла трапеция света шириной футов пятьдесят-шестьдесят.

Сани подплыли к открывшемуся входу, и мы оказались в башне.

Шотландскую пьесу и в лучших-то условиях трудно хорошо сыграть, а я не скажу, что в архонтской башне Мезель-Гуль условия были прямо-таки лучшие.

Сценой нам служила круглая площадка футов шестьдесят в поперечнике на дне исполинского колодца в центре башни. А может, «колодец» тут неправильное слово, хотя мы и видели наверху круг озаренного молниями неба, потому что стальные стены по всем сторонам «сцены» раскрывались наподобие воронки. Я прикинул, что высота футов триста. По всему грубому каменному кольцу виднелись отверстия пещер, а перед отверстиями, на неправильной формы выступах и карнизах, сидели архонты. Точно больше тысячи. Может, тысячи две-три.

Над этой почти гладиаторской площадкой висели драгоманы – наверное, около пятидесяти, а может, и больше, – держась только на волокнах-волосах, закрепленных на нервных узлах сидящих архонтов. Синаптические волокна связывали каждого драгомана по меньшей мере с двадцатью-тридцатью архонтами, которые в своей естественной среде еще больше походили на насекомых – такие же многоногие, в таких же пригнувшихся позах. Некоторые держали красные нервные узлы в руках, на расстоянии от тела, и мне вспомнилась голограмма, виденная когда-то на Земле: бородатый Иисус (а может, это был Магомет – во всяком случае, кто-то из древних богов) протягивает свое алое сердце, словно только что вырванное из груди.

Ярко освещен был лишь наш круг из желтого не то камня, не то металла. Все остальное уходящее вверх кавернозное пространство озарялось лишь слабым-преслабым красным свечением из пещер. Наверху по-прежнему вспыхивали молнии, но все звуки снаружи были чем-то приглушены.

Мне кажется, мы еще никогда не играли так хорошо.

Кемп и Конделла, разумеется, играли тана и королеву, а Бербенк превзошел себя в роли пьяного привратника. Видя Конделлу в роли леди Ма… в роли королевы… я подумал, что ее не зря называют одной из лучших гастролирующих актрис Телла.

Много лет я играл сына Макдуфа, но недавно меня повысили до Леннокса, одного из шотландских танов, так что я должен был выйти между сценами с тремя ведьмами, во второй сцене, когда король Дункан, Малькольм и мы все замечаем «окровавленного бойца». Должен сказать, моя первая реплика: «В глазах – какая спешка! Видно, с важным известием» – прозвучала скорее выкриком, чем наблюдением.

Остальных необычная обстановка словно и не отвлекала. Кемп был в ударе. Конделла превзошла самое себя, хотя как она однажды сказала мне горько: «Королева в этой треклятой Шотландской пьесе – чересчур хорошая роль, мастер Уилбр. Всякий раз, выходя на сцену, она затмевает всех, включая тана. Шекспиру пришлось держать ее за сценой, в точности как пришлось рано убить Меркуцио в „Ромео и Джульетте“, чтобы тот не превратился в главного героя, словно ненароком забредший в пьесу Гамлет». И да, я тогда заметил, что леди Ма… королева… выходит в четвертой сцене третьего акта и появляется, уже почти безумная, только в начале пятого акта.