Сиротка. Слезы счастья - [187]

– Они оклеветали Лору! Они написали жуткие клеветнические измышления про нее! – пробурчал Жослин.

– Папа, не утруждай себя защитой Лоры, – запротестовала Киона. – Мне всего лишь шестнадцать с половиной лет, но с раннего детства мне частенько приходилось сталкиваться с различными гнусностями. Я закалилась благодаря тому, что я увидела мысленным взором про мерзкого монаха Марселлена из интерната, а также про интимную близость между различными взрослыми людьми. Очень часто это вызывало у меня изумление и растерянность, однако у меня не возникало никаких сомнений относительно смысла того, что я видела, понимаешь? Дома у Лоры я несколько раз чувствовала ее давнишние душевные раны. Я догадывалась об их природе, но не увидела ничего конкретного.

– Слава Богу! – прошептала Эрмин, которой было известно абсолютно все о прошлом ее матери.

– Ну что же, давай покопаемся в этом поглубже, – проворчал Жослин. – Лора в молодости стала жертвой одного мерзкого типа, который заставил ее продавать свое тело. Он бил и терроризировал ее. Это я вытащил ее из ямы, в которой она оказалась. Я обожал ее, и…

– Тихо, папа, не говори больше ничего, – перебила его Киона. – Поговорим об этом как-нибудь зимним вечером, когда будем сидеть вдвоем при свете лампы в гостиной. Зачем вспоминать о мерзостях, совершенных по отношению к какому-то человеку, и мусолить чьи-то ошибки юности? Мы имеем право умалчивать о том, что вызывает у нас чувство стыда. Уж я-то это знаю.

Эрмин и Жослин слушали ее, как завороженные. Киона казалась им уже не юной девушкой, а зрелым человеком. Она говорила уверенным тоном, глядя куда-то вдаль, а выражение ее красивого лица было очень серьезным и величественным. Она сидела на стуле прямо напротив них.

«Господи! Ну кто мы такие по сравнению с ней? – подумала Эрмин, глядя на свою сводную сестру, слегка вьющаяся золотистая шевелюра которой была чем-то похожа на корону. – Она узнала, что я едва не отдалась Овиду во время войны, и вполне возможно, что также узнала в свое время о любовной связи между Тошаном и Симоной. А еще она, наверное, видела мысленным взором мою маму в тот короткий период ее жизни, когда она была вынуждена заниматься проституцией, поскольку оказалась одна-одинешенька в незнакомой стране, приехав в Канаду из своей родной Бельгии. Да и Шарлотта не смогла скрыть от нее тот инцидент, который произошел с ней в Германии. Что известно ей из того, о чем мы даже не догадываемся и во что нам не следовало бы совать свой нос?»

Жослин тем временем испытывал сильнейшие душевные страдания: ему было стыдно за своих предков, и он был уже готов просить прощения у дочерей за своего дедушку и своего двоюродного дедушку.

– Я прочла начало этого дневника вчера вечером, – стала объяснять Киона, – а также прочла его конец, пока ждала вас здесь. Я напоминаю о ситуации, в которой оказалась Алиетта, для того, чтобы ты поняла самое главное. Этот дневник описывает ее недолгую жизнь в Квебеке, а точнее – в Труа-Ривьер. Она приезжает туда из своего Пуату вместе с шестилетним сыном Констаном. Ей тогда было тридцать четыре года, и ей пришлось покинуть Францию, где ее обвинили в том, что она колдунья. Это ее муж Гедеон решил уехать вместе с семьей за границу – что, впрочем, было в ту эпоху обычным явлением. Папа рассказал нам когда-то давно, что Алиетта увлекалась лекарственными растениями и обладала такими же способностями, как и я, хотя, наверное, не столь ярко выраженными. Ее муж перевозит ее через Атлантический океан. Родители Алиетты – их фамилия была Ноле – следуют их примеру, мечтая о том, что в новой для них стране их ждет лучшая жизнь. Притом Алиетта пообещала отказаться от своих снадобий, приготовляемых из растений, и не рассказывать никому о своих предчувствиях и видениях. Уже в первую зиму она приходит в уныние. Она страдает оттого, что, по сути дела, сидит взаперти, и оттого, что ей приходится отрекаться от своего главного предназначения – помогать окружающим ее людям, утешать их и даже иногда спасать.

Киона распалялась все больше и больше. Ее голос постепенно повышался и становился более мелодичным. Она, держа в руках зеленую тетрадь, смотрела не на своего отца и сводную сестру, а куда-то в пустоту позади них – так, как будто различала где-то вдалеке силуэт своей прабабушки.

– Наступила весна, и в мае 1859 года Алиетта осознала, что беременна и что у нее родится девочка. Однако она еще зимой ослушалась своего сурового супруга и сообщила одной своей соседке, что ее муж заблудился в лесу. На другой странице ее дневника я прочла, что она в последующем очень часто нарушала свое обещание, хотя и всячески скрывала это – зачастую при содействии тех, кому помогала. Я могу повторить твои слова, папа, я помню их очень хорошо: «Она много работала и стала очень набожной, словно бы прося у Бога прощения за то, что у нее получалось разгадывать секреты». Именно так ты сказал мне, когда я была маленькой. Однако это было ложью, чем-то вроде легенды, которую тебе вбили в голову, чтобы скрыть правду. Когда ее второй ребенок – девочка, которую назвали Региной, – достигла школьного возраста, Алиетта вознамерилась убежать. Она жаждала свободы и не хотела больше врать и прикидываться. Кроме того, ее угнетала ненависть, которую испытывал к ней ее деверь Жак. Она собрала свои пожитки и летним утром отправилась в лес. Гедеон и Жак, которым рассказала об этом жена Жака, догнали Алиетту и стали избивать ее кулаками и ногами. Она же при этом кричала им правду в глаза. Могу сейчас зачитать вам конец дневника: