Сирийская жара - [7]

Олеся еще раз подивилась, насколько осведомлен Араз, демонстративно отрекавшийся от своей бывшей профессии и от всего, что с ней связано. Она не удивилась бы, узнав, что он под псевдонимом строчит материалы в ведущие СМИ, а скорее всего, в интернет-издания. И эта догадка не пришлась ей по душе.

Она не стала выяснять подробности про «доктора», решив, что эти вопросы лучше разъяснить у других людей, которым больше доверяет. Скажем, у того же самого «араба» или у Ермилова, даже если тот будет ворчать, как обычно, что Меркулова лезет куда не следует.

Телефон Горюнова пробормотал невразумительно по-арабски, наверное, о недоступности абонента, из чего Олеся заключила, что Петр не в России. Небось оставил мобильный в шкафчике в модуле в Хмеймиме и с ксивой Кабира Салима лазит по просторам Сирии, мимикрируя то под араба, то под курда, а то и под турка. Журналистка слышала, как Горюнов говорил по телефону с каким-то турком.

Едва Меркулова дала отбой, подумала, что напрасно ему позвонила. В конце концов, он ведь отлично слышал слова курда и, если и обратил на них особое внимание, вряд ли посвятит ее в свои размышления по этому поводу.

«Да и что такого сказал Салар? — пристыдила сама себя Олеся. — Ермилов меня высмеет».

Она так думала, но сама уже набирала его номер, запоздало встревоженно взглянув на часы. Шел десятый час.

Ермилов в той их совместной командировке годичной давности в Сирию получил легкое ранение, и вежливая Меркулова первым делом спросила, как его драгоценное здоровье, не дожидаясь, когда ей намекнут на поздневечернее время.

Олеся в принципе не страдала деликатностью, вспоминала про этот атавизм интеллигентного человека только по необходимости, а Ермилов привык, что почти из любого разговора, даже кажущегося на первый взгляд бессмысленным, можно выудить пользу для дела.

Меркулова услышала в трубке на заднем фоне детский девчоночий визг, чье-то шиканье, а затем капризное: «Ну па!» Представив полковника заботливым папашей, Олеся улыбнулась. А Ермилов, зажав трубку ладонью, прикрикнул на дщерь неразумную: «Наталья, дождешься у меня». Журналистка все же услышала, но никак не отреагировала.

— Ты ведь не о моем здоровье справиться решила? — утихомирив дочь, спросил Ермилов насмешливо. — Раны я зализал. Но ты ведь, лиса, чего-то хочешь?

— Как бы так по телефону сказать? Это как раз связано с той поездкой и моим интервью. Ты помнишь, с кем я говорила?

— Разумеется.

— И кто переводил, ты тоже помнишь? Так вот, он не дословно перевел. Я вернулась к тем материалам, нашла переводчика.

Ермилов вздохнул:

— И что ты там узнала?

— На первый взгляд, ничего, — огорошила его Олеся. — Но… Была пара фраз, которые меня зацепили. Хорошо бы снова туда съездить и переговорить с тем парнем подробнее.

— Ага, — снова вздохнул полковник. — Тебе не хватило одного раза? Может, тебя все-таки контузило тогда? Я бы сделал скидку на контузию, но придется просто-напросто послать далеко и надолго.

— Пошли меня, — обрадовалась Меркулова. — У меня никаких обязательств нет, и я пойду куда глаза глядят. А глаза у меня глядят… — начала было она мечтать вслух о том, как феерично она развернет свою журналистскую деятельность на полную катушку, если ее никто не будет контролировать.

— Но-но, — строго предостерег полковник. — Я же не послал. Однако ты мне руки выкручиваешь. Посажу тебя под замок когда-нибудь.

— Основания? — напомнила она о юридической стороне вопроса, но с улыбкой, понимая, что и Ермилов шутит, ворчит привычно. Они всегда так пикировались.

— Сделаем так, — он зашуршал страницами, по-видимому, ежедневника. — Я сейчас в цейтноте, впрочем, как всегда. Пришлю к тебе завтра своего сотрудника к вечеру. Где тебе удобно?

— Адрес ты мой помнишь? — Олеся улыбалась, памятуя, как однажды Ермилов явился к ней домой по делу, но немного выпивши перед этим на поминках друга.

— Удивительно, как ты притягиваешь неприятности.

— Почему неприятности? Обычно это приводит к созданию первоклассного материала, — похвалилась журналистка.

— Скромность — это не твоя сильная сторона, — урезонил Ермилов.

Оставшуюся часть вечера Меркулова переписывала интервью на другой диктофон, а рукописный перевод Араза просто отксерила.

* * *

Майор Вася Егоров нажал на дверной звонок, но за обитой черным дерматином дверью царила тишина. Из-под двери пахло то ли дымом, то ли благовониями и… кошкой. Вася чихнул и увидел соскользнувшую с двери на пол записку: «Стучите! Звонок не работает».

Шеф отправил его к журналистке Меркуловой с таким скорбным видом и такими строгими напутствиями, словно на фронт товарища посылал, на верную погибель. А ведь поговаривают в их отделе ДВКР, что Ермилов с журналисткой старые друзья. Мог и сам с ней разобраться.

«Не поддавайся на льстивые речи, забери диктофон, никаких расписок не оставляй, — увещевал Ермилов. — Поменьше с ней бла-бла. Она может твой треп записать».

Егоров знал за собой грешок — несдержанность. Вот и тогда после слов шефа он выпалил:

— А отпечатки пальцев тоже там не оставлять, шеф?

Полковник поглядел на Егорова свирепо. Зануда Ермилов известный. Дотошный до дрожи подчиненных. Перестраховщик. Удивительно, что его держат в военной контрразведке, да еще начальником отдела назначили, при том, что пришел он сюда из Генпрокуратуры. Сидит в нем эта изуверская прокурорская начинка.