Сирийская жара - [38]

— Доброе утро, — он чуть наклонил голову, поправил очки и сказал: — Я немного ограничен во времени. Посмотрите эти фотографии, — он привстал и протянул Салару пачку фото.

Салар с трудом узнал себя, тринадцатилетнего, стоящего на коленях рядом с окровавленным отцом. Его страшный сон, который уже подернулся туманом времени, вдруг стал таким ярким, что ослепил, обескуражил.

— Вы были юны, — снисходительно сказал незнакомец. — Ваши товарищи-курды не будут с вами строги, наверное, не заподозрят в работе на турецкую полицию. Хотя случаи вербовки детей, подростков все же были… Зато ваш дядя. Вот возьмите, это должно вас заинтересовать. Вы же узнаете его почерк?

В дрожащих руках Салар держал собственноручно написанное дядей согласие работать на турецкую полицию взамен на освобождение племянника и выдачу трупов родителей мальчишки и семьи самого дяди — жены и дочери. Салар не знал, что дядя все-таки похоронил родителей как положено. Карван не рассказывал.

— Это копия, но у меня есть подлинник. Все эти годы Карван Махуб работал на турок. Вероятно, вы знали, и это усугубляет уже ваше положение. Вы лучше меня знаете, что будет с Карваном, когда Карайылан увидит данный документ.

— Что вы хотите? — Салар встал и начал одеваться, не смущаясь цэрэушника. Убивать его он не стал, понимая бессмысленность такого поступка. Придет другой очкарик.

— Содействие, своевременное информирование обо всех мероприятиях, которые планирует YPG. Вы занимаете довольно-таки серьезный пост уже сейчас. Вы станете официальным переговорщиком с нашими военными, проблем с передачей сведений не будет. Все безопасно, надежно и небесплатно. У вас семья, дети, которые смогут учиться в Европе. У вас же есть в Марселе двоюродный дядя? Легко будет объяснить вашим товарищам, что дети уехали во Францию к дяде, а далее никто не станет выяснять, чем они там занимаются. И даже если учатся, скажем, в Сорбонне или переехали в Лондон, уже не важно. Не так ли?

…Егоров ткнул пальцем в небо, брякнув насчет службы дяди на турецкие спецслужбы, а попал в болевую точку.

— Он арестован? Дядя арестован? — Салар привстал со ступеней.

— Сиди! — велел Горюнов. — Твой дядя находится под охраной. Но деталей ни Карайылан, ни его подручные пока не знают. Но узнают, — оптимистично улыбнулся он. — Все от тебя зависит. Тебя ведь взяли в оборот цэрэушники?

— Что со мной будет?.. — но тут же он собрался, вялость из голоса ушла. — Вы хотели разговаривать? А если бы мы на вас не напали, как бы вы обошлись с моими охранниками?

— Ну не при них же мы толковали бы… Они бы ничего не узнали, ты вернулся бы на базу, только слегка отягощенный новыми вводными. Зря людей положили. А что, среди них был кто-то, кто контролировал тебя и стучал кураторам?

— Вряд ли, — он взглянул с подозрением на Горюнова, затем перевел заискивающий взгляд на Егорова: — Какие у вас планы на мой счет теперь? Ничего же фатального не произошло, можно все изменить. Начать наш разговор, словно и не было небольшого недоразумения.

Василий осторожно повел плечом, прислушиваясь к боли, приглушенной таблеткой. «Недоразумение» болело даже под прикрытием обезболивающего. Но Егоров взял театральную паузу, встал и прошел к выходу из подъезда. Горюнов понимающе ожидал, закурил сам и протянул сигареты курду. Тот начал жадно затягиваться, глядя в спину майора. Горюнов подался вперед и поставил видеозапись на паузу.

На улице поднялся ветер и нес пыль по дороге. Пусто, жарко, не хватало еще перекати-поля, как в ковбойских вестернах, которые втайне любил смотреть Егоров. Вместо перекати-поля по улице прошел спецназовец со снайперской винтовкой. Вася оживился и окликнул его:

— Эй, это мой трофей. Ну-ка! — Вася забрал винтовку, осмотрел ее. Это была почти новенькая бельгийская FN SPR. — Ух, полицейская. Такие у ФБР на вооружении.

— Там кровь на прикладе, — спецназовец попытался вызвать брезгливость у майора, чтобы присвоить ствол.

— Ничего, оботрем. Я ее смажу и…

— Все, Вася игрушку нашел! Боль прошла? — съехидничал Горюнов. — Тебя из этой дуры чуть не прикончили, а ты ее домой потащишь? Давай вернемся к нашим баранам…

— Включай, — распорядился Егоров, кивнув на камеру. Он поставил винтовку около себя и поглядывал на прицел. — Хорошо бы к этому еще и НСП[14] раздобыть, и сошка должна быть, и глушитель. Спроси у него.

— Мальчишка не наигрался, — закатил глаза Горюнов. — Наверняка в джипе снаряжение снайпера, потом заберем.

…— Это хорошо, что вы понимаете, что все в наших силах изменить. Тогда у нас есть перспективы сотрудничества. Вы сможете вернуться на базу? Вас не заподозрят? Всю вашу группу убили, на вас ни царапины, разве что пара синяков. Как вы объясните?

— Смогу. Мы на войне. Натолкнулись на группу ДАИШ. Что вас не устраивает?

Горюнов в самом деле скривил лицо.

— Приедут твои товарищи за погибшими и, даже если мы устроим экспозицию из трупов, настреляем тут, гильзы разбросаем, не сложится картинка. Тела уродовать, как чаще всего делают даишевцы, мы не станем. Да и в этом районе невелика вероятность на них нарваться.

— А что, если вывезти их и похоронить? Скажу, что трупы увезли боевики, чтобы потом продать их родственникам.