Сирены Титана. Колыбель для кошки. Рассказы - [152]

Когда шум улегся, судья возгласил, что судебное заседание окончено и мы с Мэдж признаны виновными в дезертирстве.

Я подумал, что хуже нам все равно не станет, и решил облегчить душу.

— Понял я вас теперь, устрицы несчастные, — сказал я. — Вам жизни нет без страха. Только это вы и умеете — заставлять себя и других людей что-то делать под страхом — все равно, под страхом чего. И ваше единственное развлечение — видеть, как люди трясутся от страха, как бы вы чего не сделали их телам или не отняли у них тел.

Тут и Мэдж внесла свою лепту:

— Вы только и умеете, что пугать людей, чтобы они обратили на вас внимание.

— Неуважение к суду! — изрек судья.

— А единственная возможность пугать людей — это держать их в черном теле, — добавил я.

Солдаты вцепились в меня и в Мэдж и уже собрались тащить нас вон из зала суда.

— Вы развязываете войну! — заорал я.

Все замерли, как на картине, и стало очень тихо.

— А мы уже давно воюем, — неуверенно сказал генерал.

— А мы-то пока с вами не воевали, — ответил я, — но мы пойдем на вас войной, если вы не освободите меня и Мэдж сию же минуту. — В теле этого фельдмаршала я действовал свирепо и напористо.

— У вас нет оружия, — сказал судья, — и нет науки. Без тел амфибионты — пустое место.

— А вот если вы не развяжете нас, пока я считаю до десяти, — сказал я ему, — мы оккупируем все ваши тела до последнего и стройными рядами промаршируем в них к ближайшему обрыву, а там сдавайтесь! Вы окружены.

Сами понимаете, это был чистый блеф. В теле может находиться только одна личность, но противники-то не были в этом уверены.

— Раз! Два! Три!

Генерал сглотнул слюну, побелел, как полотно, и слабо махнул рукой.

— Развяжите их, — сказал он.

Солдаты, вне себя от ужаса, поспешили разрезать веревки. Мы с Мэдж были свободны.

Я сделал несколько шагов, послав свою душу вон из чужого тела, и этот красавчик-фельдмаршал, со всеми своими регалиями, с грохотом покатился вниз по лестнице, как старинные стоячие часы.

Но я понял, что Мэдж еще не вышла из тела. Она все еще медлила в меднокожем теле с шартрезовыми волосами.

— И вдобавок, — сказала она, — за все неприятности, которые вы нам причинили, вы отошлете вот это тело в Нью-Йорк по моему адресу, и оно должно прибыть в отличном состоянии не позже понедельника.

— Будет сделано, мэм, — сказал судья.

Мы добрались до дому как раз в то время, когда парад в честь Дня ветеранов кончился и командующий парадом вышел из своего тела возле местного телохранилища и тут же стал извиняться передо мной за свое поведение.

— Что ты, Герб, — сказал я. — Не стоит извиняться. Ты же был не в себе. Ты шел на парад в теле.

Пожалуй, самое лучшее в нашем двойном существовании — если не считать, что мы не ведаем страха, — это то, что люди прощают друг другу все глупости, которые им случается натворить, пока они находятся в телах.

Ну, есть, конечно, и у нас свои минусы, но где же вы обойдетесь без недочетов? Нам все еще время от времени приходится работать, обслуживая телохранилища и обеспечивая сохранность тел из общественного фонда. Но это — мелкие недочеты, а крупные претензии, о которых мне пришлось слышать, — сплошная выдумка: просто люди не могут отказаться от старомодного мировоззрения, не могут перестать изводить себя мыслями о том, что их волновало до того, как они стали амфибионтами.

Как я уже сказал, «старички», должно быть, никогда к этому и не привыкнут. Я сам то и дело ловлю себя на печальных мыслях о том, что теперь будет с моим делом — с сетью платных туалетов. А ведь я на создание этой сети убил тридцать лет жизни…

Но у молодежи никаких грустных пережитков прошлого не заметно. Они даже и не очень-то волнуются, как бы чего не случилось с нашими телохранилищами, как волновались, бывало, мы, ветераны.

Сдается мне, что настает пора для нового витка эволюции — пора освободиться окончательно, как те, первые амфибии, которые выползли из тины на солнышко и больше никогда не возвращались в море.

Эйфью

Леди и джентльмены из Федеральной Комиссии по коммуникациям, я рад, что имею возможность изложить здесь перед вами свои сведения по данной теме.

Весьма печально, скажу даже, прискорбно, что сведения об этом просочились наружу. Но коль скоро эти известия уже широко распространились и вызвали интерес официальных лиц, мне остается только рассказать вам все как есть и молить бога, чтобы он помог мне убедить вас в том, что наше открытие совершенно не нужно Америке.

Не стану отрицать, что все мы, Лью Гаррисон, радиокомментатор, доктор Фред Бокман, физик, и я сам, профессор социологии, обрели душевный покой. Да, было такое дело — обрели. Не стану также утверждать, что человеку не подобает стремиться к душевному покою. Но если кто-нибудь вообразит, что ему нужен душевный покой в том виде, в каком мы его обрели, пусть уж лучше старается заполучить хороший инфаркт.

Лью, Фред и я обрели душевный покой, сидя в креслах и включив приборчик размером с переносной телевизор. Никаких тебе зелий, золотых правил «Овладения Телом», и не надо нос совать в чужие неприятности, чтобы позабыть о собственных; ни к чему тебе хобби, таоизм, не надо вертеться на турнике или сидеть в позе лотоса. Этот приборчик и есть то самое, что, как мне кажется, многие люди смутно предвидели как некое коронное достижение цивилизации: электронная штучка, дешевенькая, удобная для массового производства, которая может одним поворотом тумблера подарить нам безмятежность. Я вижу, что перед вами уже поставили этот прибор.