«Сирены» атакуют - [42]

Плохо вот что: если подслушивающее устройство найдено, то диверсант или диверсанты наверняка придут в уверенность, что туристы находятся под надежным колпаком.

Что бы сделал на их месте он, Каретников?

Он постарался бы спутать противнику карты и, пожалуй, поднять шум. Осуществить отвлекающий маневр.

Постепенно он пришел к выводу, что обнаружение «жучка», если тот и в самом деле был обнаружен, явилось случайностью. В чем она заключалась, он пока не знал. Но было ясно, что профессионал не стал бы трогать это устройство. Если кто-то вмешался, то дилетант. А дилетант, или нечаянный свидетель, всегда представляет опасность в силу своей непредсказуемости.

Предположим, что кто-то из двоих – Маркс или Браун – полез в телефон и нашел «клопа». Это уже неправдоподобно. Зачем дилетанту и дураку соваться в телефон? Но допустим, что так и было. Он находит устройство и как поступает? Выбрасывает его? Возможно. Ставит на место? Маловероятно. Выбрасывает, ломает или еще что и делится новостью с кем-то еще? Вот если несчастный проболтался, то положение его незавидное. По крайней мере, опасное.

Допустим, он рассказывает о «жучке» такому же дураку. Тогда вся группа начинает с его же помощью, его же шаловливыми лапами разбирать свои аппараты в поисках таких же точно «жучков». Но этого не произошло, связь нарушилась только с одним номером. Значит, если предположить, что все развивалось именно так, то дурак нарвался на хищника, которому вовсе ни к чему светить группу посредством раскурочивания телефонов. Но и бездействовать нельзя.

Дураку придется замолчать.

Все эти соображения были даже не притянуты за уши, а выглядели неуемной фантазией. Но у Каретникова был профессиональный нюх. И он чувствовал, что рассуждает правильно, хотя и не мог предложить ни единого факта в подкрепление своих умопостроений.

Его опасения подтвердились ближе к вечеру.

В обильно разросшемся справа от аллеи кустарнике был найден труп инока Артемия. А Людвиг Маркс вообще бесследно пропал. Он не явился на обед, и никто из спутников не мог внятно сказать, когда видел его в последний раз.

* * *

Каретников узнал об убийстве первым.

К нему примчался Зосима, который догадывался, что с реставраторами не все так просто. Он интуитивно чувствовал силу и власть, исходившие от Посейдона, и по наитию обратился сразу к нему.

Каретников растерянно развел руками, изображая непонимание:

– Это ужасно, дорогой брат... но что я могу сделать? Я простой трудяга, здесь придется обратиться к властям...

По лицу монаха текли слезы.

– Да, да, – пробормотал он. – Я не подумал. Я пойду к настоятелю – чего это я, в самом-то деле...

– Постойте, – удержал его Посейдон. – Может быть, он еще жив? Я умею оказывать первую помощь – пойдемте, посмотрим.

Зосима взглянул на него в сомнении.

– Нет, он никак не может быть живым...

Посейдон оборвал его:

– Вы врач, чтобы об этом судить?

Надо было действовать напором, пока монах не пришел в себя.

Согбенный, беззвучно плачущий Зосима повел Каретникова к скорбному месту. Посейдон, не однажды видевший смерть, удивлялся глубине его горя. У него сложилось впечатление, что Зосима неприязненно относился к погибшему и явно подозревал того в каких-то темных делах.

Прибыв на место, Каретников увидел, что у монаха имелись все основания сомневаться в оптимистичном прогнозе. После таких травм не выживают. Артемия ударили по голове чем-то тяжелым и снесли чуть ли не половину черепа. Посейдон обратил внимание на грубость – можно сказать, топорность и неряшливость – содеянного. Убийца даже не потрудился оттащить тело подальше, любой мало-мальски внимательный прохожий мог заметить не только кровь на листьях, но и сам труп, его нижнюю часть. Покойник лежал ничком, уткнувшись лицом в сырой мох.

Возможно, его спугнули. А возможно, дело в другом. Это тот самый переполох, о котором только что думал Посейдон.

И не видел никакой возможности предотвратить шум, который вскоре неизбежно поднимется.

– Я скорблю вместе с вами, – сказал Каретников. Он поискал глазами: – Вот! Вот чем его приложили...

Окровавленный булыжник с прилипшими волосами валялся в пяти шагах от покойника. Зосима, как слепой, приблизился к орудию убийства.

– Не трогайте! – остановил его Каретников. – Вообще не прикасайтесь ни к чему. Это вещдоки.

Монах остановился.

– А? – Он не смотрел криминальных сериалов и не сразу понял слова, с недавних пор прочно вошедшие в обыденную речь. – Да, конечно, – прошептал он. – Отпечатки, следы... Господи Иисусе, ведь это ужасно подумать, что придется вникать в такое злодеяние... и где? Здесь, в этих стенах... Вся эта криминалистика... она несовместима с самим духом этих мест...

– Позволю себе возразить, – мягко сказал Посейдон. – Здесь все пропитано кровью. Вы сами рассказывали нам историю...

Зосима оставил его слова без внимания, не в силах отвести взгляда от умолкнувшего навсегда Артемия.

– Я пойду к настоятелю, – пробормотал он.

– Да, конечно. – Посейдон больше его не удерживал. – Мы готовы оказать любую помощь, но какой от нас толк?

Произнеся это, он неспешно двинулся в направлении гостиницы, соображая на ходу, как поступить дальше.