«Сирены» атакуют - [26]

Продолжая тягостную беседу, настоятель машинально взглянул в окно.

Он в который раз увидел военно-морские плавсредства, дремавшие на рейде, и мысленно воззвал к Господу с просьбой оградить его монастырь от всякого лиха. Он угадывал, что грядущее сулит монастырю серьезные испытания, настолько серьезные, что теперь оставалось уповать лишь на Господа...

...Улыбаясь в бородку, брат Артемий смотрел, как высаживаются долгожданные мастера.

– Однако удивительные нынче пошли мастера, – пробормотал стоявший рядом брат Зосима. – Не припомню, чтобы кто-то из их братии прибывал по воздуху. Это, видно, какие-то особо ценные специалисты.

Мысленно согласившись с этим, осведомленный Артемий ответил ему:

– Так ведь водное сообщение ограничили. В связи с работами...

– Но иностранцы-то едут.

– По особому повышенному тарифу. Они платят втридорога.

– Неужто для реставраторов нельзя было сделать исключение?

Артемий пожал плечами:

– Думаю, можно. Да везде бюрократия, брат. Реставраторы сейчас нарасхват – сколько их выпускают? Немало, и никто не сидит без работы. Упустим время – они уйдут на другой объект. Вот и подсуетились.

Зосима, полный сомнений, умолк. Повышенные тарифы, на его взгляд, безнадежно съедались арендой вертолета.

«Сирены» по-военному выстроились перед встречающими, и Посейдон оглянулся на свою группу, сделав яростные глаза. Еще бы вытянулись во фрунт, деятели искусства! Что за недоумки...

Реставраторы спохватились и нарушили строй, стараясь выглядеть художественными разгильдяями. Вольность в манерах, свойственная людям искусства, давалась им не особенно хорошо.

Артемий шагнул вперед:

– С прибытием, благослови вас Господь.

Он быстро перекрестился и ненадолго склонил голову.

Каретников чуть замешкался, не зная, можно ли приветствовать духовное лицо рукопожатием. Решил, что художнику можно все, и протянул ладонь. Артемий пожал ее, и то же сделал Зосима.

– Мир вам, спаси вас Христос, – Артемий перекрестил группу.

Зосима сопел и перетаптывался на месте.

Похоже было, что новый инок делал что-то не так и несколько нарушал каноны, но ничего вопиющего в его поведении не усматривалось. Только сердце Зосимы все равно наполнялось тревогой.

– Прошу проследовать в гостиницу – Артемий чуть посторонился и сделал приглашающий жест.

– Спасибо, – отозвался Посейдон и кивнул остальным.

Группа снялась с места и сколь можно непринужденно зашагала за монахами. Артемий чуть отстал, пропуская Зосиму вперед, и дождался, когда командир «Сирен» поравняется с ним.

– Красивые здесь места, – громко сказал Посейдон.

– Божьей милостью, – кивнул инок. И вполголоса добавил: – Этажом ниже.

Тот ничего не ответил, все шло по плану. «Сирены» должны были поселиться этажом ниже немцев, чтобы приобрести дополнительное преимущество благодаря возможности отслеживать их перемещения.

– Хотелось бы сразу ознакомиться с фронтом работ...

– Зосима, – Артемий дернул бородкой, указывая на шедшего впереди монаха, – проведет вам небольшую экскурсию.

Экскурсия была необходима, так как «Сирены» слабо представляли себе специфику реставрационных работ и сам материал, над которым им предстояло трудиться. Они должны были составить хотя бы общее приблизительное впечатление о предмете своей гипотетической деятельности.

– Двое, – сказал Каретников.

Он имел в виду, что в его группе есть два человека со специально натренированными памятными навыками, способные усваивать и с первой подачи запоминать огромные объемы информации. В дальнейшем предполагалось, что в случае непредусмотренных бесед именно они будут якобы легко и свободно оперировать специальными сведениями. Без знания профессиональных деталей легенда «Сирен» грозила лопнуть при малейшем испытании.

* * *

– Битте шен. – Военный, принимавший немецкую группу на катер, чувствовал себя не в своей тарелке и неуклюже раскланялся.

Туристы заулыбались, прозвучали приветственные возгласы.

Циник и язва Клаус Ваффензее, видя, что немецкий встречающего оставляет желать лучшего и вообще, похоже, пребывает в прискорбном зачаточном состоянии, с улыбкой сказал стоявшему рядом Норберту Лангу:

– Услышать нечто подобное от русского моряка – в этом есть особенная прелесть, тонкий шарм... Вообразите, что каких-то шестьдесят с лишним лет назад...

Ланг пожал плечами:

– Шестьдесят лет – солидный срок. Давайте уж углубимся дальше... В начало, скажем, прошлого века. Вполне естественное приветствие.

– Это так, – согласился Ваффензее. – Однако мне кажется, что события середины минувшего столетия навсегда изменили отношения между нашими народами. Бесповоротно. Я слышал, что русских по сей день передергивает, стоит им заслышать немецкую речь.

– Это пройдет, – утешил его Норберт.

– Через тысячу лет.

– Но прошло же у них это с монголами и татарами. А иго длилось триста лет – так, что ли? Оно и сейчас поднимает голову – ненавязчиво...

– С теми – другое. Они ассимилировали их культуру. Они даже ругаются на их языке, а это уже корневое.

– Когда-нибудь станут ругаться и на нашем.

– Вряд ли. Если бы Адольф победил – то да. Лет через триста...

– Если бы Адольф их победил, то через триста лет, поверьте, ругаться было бы уже некому...