Сиреневый ветер Парижа - [13]

– «Мираж-два», конец связи. Эй! Носилки для нашего дорогого пленника.

Самолеты, начиненные бомбами, прилетели к лагерю боевиков через несколько минут.

Вечером того же дня Артюр Боннар, видный французский журналист, начал статью для завтрашней передовицы словами:

«Весь мир вздохнул с облегчением.

Французские спецслужбы обезвредили одного из опаснейших…»

Текст содержал ряд тонких намеков на то, что там, где как англичане, так и американцы потерпели позорную неудачу, Франция опять оказалась на высоте. Трехцветный флаг развевался в каждой строчке, мозоля глаза представителям всех прочих наций.

– Чушь, — высокомерно бросила полковник Мари Декрессак, она же пустынница Аньес, свернув газету и бросая ее на стол. — Бертран!

На ее зов немедля объявился вполне приличного вида господин с добрыми, как у печальной собаки, глазами. Он и Мари были женаты уже полтора десятка лет и души не чаяли друг в друге.

– Бертран, душенька, принеси мне, пожалуйста, еще кофе, — распорядилась грозная полковница. — Я надеюсь, в мое отсутствие ты не забывал поливать цветы? И, кстати, как дела в школе у Женевьевы с Феликсом?

Глава четвертая

Едва нам начинает казаться, что мы что-то узнаем, как тут же выясняется, что мы ровным счетом ничего не знаем.

Гастон Леру. Тайна желтой комнаты, глава I

Я (потому что это опять я, а кто же еще?) выныриваю из метро и перевожу дух.

Я имею на это право, потому что время, которое я провела под землей, было не самым приятным в моей жизни. Я прижимала сумку крепко к себе, боясь, что ее у меня могут вырвать. Кроме того, меня могли снова оглушить, столкнуть под поезд или, на худой конец, зарезать. Для человека с моей любовью к жизни это, надо признаться, неутешительная перспектива.

Вдобавок человеческий мозг странно устроен, и, как я ни пыталась хоть на время забыть о моем деле, мысли о нем упорно продолжали лезть мне в голову. А случайно увидев свое отражение в окне вагона, я заметила кое-что, на что не обратила внимания прежде и что, по правде говоря, привело меня в еще большее бешенство, чем даже татуировка и одежда с чужого плеча.

Мне обрезали волосы!

Утром они доходили почти до середины спины. Теперь то, что у меня осталось, едва прикрывало шею и, мало того, было стянуто в короткий тугой хвостик, перевязанный мягкой резинкой.

Это было последней каплей. Мне захотелось плакать. Я запустила пальцы в бедные огрызки, которые у меня еще оставались, растрепала прическу, содрала гнусную резинку и швырнула ее на пол. Потом я подумала, что она может пригодиться как вещественное доказательство, подобрала ее и машинально открыла сумку, чтобы положить улику внутрь. Из глубины сумки на меня холодно блеснул пистолет, о котором я уже успела забыть. Клянусь, я едва не закричала от ужаса.

Я призвала себя к порядку. Господи, я же вовсе не героиня по натуре! До недавнего времени я мечтала прожить свою жизнь, по возможности как можно меньше страдая и не причиняя страданий другим. Можете обвинять меня в том, что я старалась плыть по течению. Вам это сделать легко — вы же совсем не знаете меня.

Итак, я взяла себя в руки (очень крепко) и попыталась расставить все части головоломки по своим местам. Я не помнила моего похитителя или похитителей, но все указывало на то, что для сумасшедших они действовали чересчур изощренно. Что они сделали со мной, я знала, по крайней мере, отчасти. Что они собирались сделать…

Тут состав дернулся, как в эпилептическом припадке, и остановился. Я поглядела на синюю табличку с названием и обнаружила, что едва не прозевала свою станцию. Схватив с сиденья сумку, я ринулась к выходу и кое-как протиснулась в уже закрывающиеся двери. Уф.

Наверху моросил дождь, но только так, для виду, и я обрадовалась, потому что люблю дождь, и легкие сиреневые сумерки, и дома, еще помнящие прекрасную эпоху и дам в пышных шляпках. По французскому обычаю почти на всех зданиях бульвара, по которому я шла, имелись таблички с именами архитекторов и дат постройки. И…

Вспомнила. Мы с Денисом гуляли сегодня по этому бульвару. И я прекрасно знаю этот дом, украшенный лепниной, потому что уже фотографировала его. Мы вышли из отеля, взяв с собой карту Парижа, и отправились бродить. И хотя район довольно скромный, а отель всего лишь две звезды, в номере обнаружился бесплатный вай-фай, который в иных странах и в четырехзвездочных отелях не сыщешь. Вернее, сыщешь, но только за дополнительную плату.

Значит, меня похитили с прогулки? Или после нее? И почему Денис не пришел мне на помощь? Или я чего-то о нем не знаю и на самом деле он является не менеджером салона мобильной связи, а, к примеру, генеральным поставщиком международной сети проституток, которым делают татуировки, чтобы в случае бегства их было легче обнаружить? В детективах, замечу, такое приключается сплошь и рядом. Доверчивая девушка, расчетливый негодяй, путешествие, которое оборачивается тысячью неприятностей, изредка — герой, который ее спасает, хотя обычно героине приходится отдуваться самой и полагаться исключительно на силу своего обаяния, а также на силу удара табуреткой, которым при случае удается приласкать главного супостата. Так союз обаяния и табуретки обеспечивает книжке хеппи-энд, а мне — несколько с удовольствием проведенных часов. Потому что да, я люблю детективы. Люблю их наивные хитросплетения, люблю неловкие попытки авторов меня провести, люблю несокрушимых пуленепробиваемых героев и непроходимо идиотических героинь, люблю находчивых сыщиков, которые всегда ухитряются с помощью логики объяснить все на свете, хотя в жизни я ни разу не встречала человека, чьи поступки до конца можно было бы осмыслить логически. Взять хотя бы меня — я обожаю старинную мебель, я просто с ума схожу по этим восхитительным резным стульям и столикам, инкрустированным перламутром, а в жизни меня окружают дрова из ДСП и диван-кровать, который ломается раз в три месяца. Да что там мебель — мне всегда казалось, что меня привлекают брюнеты с голубыми глазами, а Денис — сероглазый и русоволосый. И вообще…