Сионюга - [5]

На другой день вовсю заливались траурные мелодии. На Красной площади двое толстых полковников, в полном соответствии с действующим бардаком, нечаянно с грохотом уронили Леонида Ильича в могилу, а на третий день после этого знаменательного события мы с сыновьями за три раза стояния в короткой очереди к тому же киоску набрали впрок двадцать семь кусков масла, а его все подвозили. И все улыбались друг другу под рефрен нового имени "Андропов".

Анедрей Сергеевич сиял: "Вот теперь все будет хорошо. Органы не допустят безответственности! Юрий Владимирович - честнейший человек в нашей партии. Он разберется с теми, кого так поносили наши с вами подопечные." "Так может быть, - неосторожно сказала я, - они уже больше и не подопечные, коль скоро они, а не мы были правы?" И замерла от его сразу потяжелевшего взгляда. Эта метаморфоза лучше всего удалась актеру, игравшему гестаповца, принимавшего профессора Плейшнера в гремевшем тогда сериале. Как я гордилась, что хоть в какой-то мере Штирлиц, хотя образ провокатора Клауса...

Мне налили тарелку "борща со свинины", если считать последней щетинистые обрезки сала в мессиве красной от свеклы кислой капусты. Таня уже махала мне от освобождающегося столика, заваленного немытой посудой и объедками. Она сложила грязные тарелки на свой поднос, снесла их к окну в кухню, вернулась с липкой мокрой тряпкой, тщательно вытерла стол, сметая мусор прямо на пол, и торопливо придвинула к себе тарелку. И тут я вдруг заметила, что в моем борще среди оранжевых кружков жира плавает, трогательно сложив лапки, небольшой коричневый таракан. Когда я с ужасом показала его Тане, та, ни слова не говоря, поменялась со мной тарелками, вычерпнула погибшее животное, сбросила его из ложки на липкий пол и стала, как ни в чем не бывало, выхлебывать бульон-борщ, поднимая на меня сияющие голубые глаза. Мне осталось только тщательно обследовать свою порцию и с отвращением съесть ее. Котлета подозрительно пахла рыбой, хотя было по-русски написано, что она "с говядины". "Просто коров тут наверное кормят рыбой, - предположила Таня, когда я поделилась с ней моими дегустационныеми наблюдениями. - Вот в Голландии их кормят..." "Говядиной? - уже смеялась я. - Поэтому котлеты пахнут мясом? Давно из Голландии?" "Я-то нигде сроду не была, - весело откликнулась она. - Я же невыездная." "С чего это вдруг?" "Ты с Луны свалилась, белочка? Мы же, советские люди! У нас особенная гордость - на буржуев смотрим через фильтр нашего телевизора. А что касается меня лично, то с тех пор, как мне еще в 1973 поставили клистир за особую симпатию к вашей нации... Ты же еврейка? Да не смущайся ты так! Я ведь тоже не зря Бергер. У меня и любовник был такой еврей!.. Как вспомню, так прямо..." "Расскажешь?" "С огромным удовольствием. У меня, знаешь, натура прямо-таки патологически широкая. Меня хлебом не корми, дай только чем сокровенным поделиться. На свою голову..." "Что ты имеешь в виду?" - небрежно бросила я. "Что имею, то и введу," - отшутилась она.

Мы снова вышли на Ленинскую.

"Тебе ведь на работу? - грустно спросила она. - А то бы погуляли еще?" "Я позвоню, что не приду." Только в четвертой по ходу телефонной будке не была оборвана трубка. Я сказала в отделе, что ушла на такое-то судно и перешла к делу: "Поедем-ка с тобой ко мне домой, в Моргородок?" "А зачем же мы тогда в эту столовку-то заходили? - даже остановилась она в изумлении. Тараканов лопали. Или у тебя дома есть нечего? Тогда давай в кооперативный магазин зайдем? Там я колбаску человеческую видела." "Какую-какую?" "Да не человечью, ты что? В смысле - хорошую. А то и в "Дары тайги"? Ты медвежатину любишь?" "У тебя деньги лишние?" "Не-а..." Тогда зайдем прямо с электрички в гастроном и там отоваримся по средствам." "А водка у тебя есть?" "Ты что, пьющая?" "Нет, конечно, но твой придет с работы, знакомиться будем, как же без выпивки?" "Не думаю, что где-то найдем, но у меня есть немного. Нам с Зямой любого запаса спиртного хватает на..." "Как его зовут? - зажмурилась она от удовольствия. - Зя-амой?" "Зовут его, как Гердта или Высоковского Зиновием. А что?" "Ничего, белочка. Зям у меня в друзьях еще не было. Боже, как же я люблю вашу нацию, - прижалась она ко мне. - Что ни человек индивидуальность. Я просто горю от нетерпения выпить с Зямой." "А ты его отбивать не будешь? А то я иногда такая нервная становлюсь, что могу и буркалы выцарапать, и в угол потом поставить." "Я что, не вижу, с кем связалась? - со страхом заглянула она мне в глаза. - У тебя такой взгляд... И как только твои предки уцелели? В средние века таких на кострах сжигали просто так. Посмотрят только в глаза и - к столбу над хворостом. Тебя только дура заденет всерьез."

Ближайшая электричка была до Смоляниново, что ходит пару раз в день, а потому ее ждала черная толпа. Мы протиснулись к кромке перрона. Зеленые вагоны едва не касались нашей одежды, проносясь мимо и тормозя со сдержанным шипением. Дверь оказалась довольно далеко. Я вечно не умею ее угадать, но тут у меня есть один прием - прижаться к стенке вагона и положиться на волю волн. Толпа сама пронесет к дверям, куда же еще? Таня смеялась, прижавшись к моей спине. Когда мы втиснулись в вагон, салон был битком забит, а тамбур быстро запрессовывался.