Синяя веранда - [11]

Шрифт
Интервал

Что происходит с человеком, умирающим от переохлаждения? Каждую зиму пьянчужки замерзают в сугробах. Наверное, они просто засыпают и уже никогда не восстают ото сна. Я пытаюсь сделать так же, заснуть, но мой отдохнувший организм по-библейски требует: встань и иди. «Отвали», – советую я ему по-хорошему. Проходит несколько минут, и внутри заводит непрерывный вой сирена. Чтобы заглушить ее крик, я представляю Марию, пласт размотанного нами вдвоем поблескивающего рубероида на нагретой крыше конюшни, косящую глазом кобылу, с фырканьем опускающую длинную морду в ведро с водой. Капли сворачиваются в пушистые шарики, падая в белую пыль заднего двора. Мотылек неистово бьется в стекло фонаря. У него шерстистые лапки и крылья и при ближайшем рассмотрении довольно зверская морда. Если бы бабочки были размером с людей, они поработили бы нас… Или крысы. Скорее, все-таки крысы. Или тараканы.

Меня начинает потряхивать. Дрожь, говорят, это мышечная реакция тела на остывание, организм пробует согреться независимо от желания человека и посылает в мускулы сигнал, чтобы те сокращались. Довольно невразумительные попытки, скажу я вам. Я бы улыбнулся мстительно, но выходит как-то жалко. Мне холодно, очень холодно. Снег тает на клетчатых рукавах рубашки, оставляя темные следы. Волоски на предплечьях встают дыбом, я похож на ощетинившуюся гориллу. Нет, не похож, любой обезьяне было бы сейчас теплее меня. Человек вопреки расхожему мнению не венец творения, его шкура изрядно полысела и даже не может защитить от холода. Эволюция ослабила нас, заперла в домах с центральным отоплением и электроплитками, и теперь поздно рыпаться и провозглашать себя царем зверей.

Чтобы не вставать, я цепляюсь пальцами за скользкие валуны насыпи, ловя себя на мысли, что неплохо было бы укрыться ими. Якорь на грудь – и ко дну.

Но спустя еще несколько мгновений я снова несусь как полоумный, готовый разрыдаться от злости. Это сильнее меня. Я – ничто, голый инстинкт, которым не властен управлять. Возможно, рычаг управления находится где-то в другом месте и не моя рука двигает его…

Канадский город довольно большой. Я греюсь на подземной парковке, брожу по торговому центру, ворую пальто, беспечно оставленное без присмотра в китайском ресторанчике, и снова выхожу на улицу, пока хозяин пальто не хватился пропажи. Денег, как обычно, не наблюдается, доброхотов тоже. Я жую объедки, чей-то надкусанный бургер, прислонившись спиной к мусорному баку. Да уж, эволюция налицо.

Внезапно тело мое приходит в движение, еще прежде, чем я успеваю сообразить, что случилось. В переулке пустынно, нет никакой опасности, а ведь я привык так реагировать только на физическую угрозу. Волнение все нарастает, сердце долбится в горло и живот. Ветерок снова водит под носом причиной моего оживления, дразнит: пахнет Марией. Мучительный аромат восторга! Мария. Где она? Что она делает в простуженной Канаде?

Вокруг по-прежнему ни души. Я бросаю дважды недоеденный бургер и иду, прикрыв глаза, словно пес по следу. И когда дверь неприметной лавки на углу распахивается, выпуская покупателя, меня почти сбивает с ног мощным аккордом, где запах Марии – главный бас. Вывеска с замысловатым орнаментом, панели темного дерева, колокольчик над дверью, отзывающийся на любое появление треньканьем, статуэтки слонов и мудрецов из сандала и бронзы, холщовые мешки с пряностями, вывернутые, как рукава великоватого свитера; шарфы, платки с золотыми кистями, кинжалы в инкрустированных ножнах, шкафы с резными дверцами, ворох расшитых подушек с тесьмой. И целый стеллаж с крохотными бутылочками масел. Я нахожу нужную, игнорируя приветливость торговца, и откручиваю пробку.

Пока продавец, с восковой оливковой кожей и хлопотливыми глазами, сообщает мне, что масло иланг-иланга замечательно снимает напряжение, борется с бессонницей, лечит кожные болезни и возвращает любовную силу, я освобождаю из флакона капризного джинна, почти вижу, как он струится из узкого стекольного горлышка: у него задумчивые глаза, задающие мне вопрос. Перед ним я беззащитен и так опустошен, что даже не могу вытереть текущие по щекам слезы. Продавец испуганно замолкает.


За следующий месяц я почти овладеваю целой профессией. Куда бы ни забросил меня злокозненный рок, всюду я ищу магазин восточных пряностей и сувениров. Теперь я разбираюсь в сортах масел и пахучих трав, пригождаются даже обширные познания баек и легенд, почерпнутые за годы скитаний по азиатским странам. Хозяев я очаровываю непритязательностью запросов и сговорчивостью, покупатели готовы слушать ахинею, которую я несу про какого-нибудь каменного божка или талисман из обсидиана. Проверить правдивость легенды невозможно в принципе, ведь легенды – не правда, а я по собственному усмотрению меняю имена героев эпоса, смешиваю ацтекские с балийскими в одну, так что давно забытые истории в моих устах вновь становятся живым фольклором. Мне не приходит в голову, что и сам я – отчасти герой легенды. Все довольны. И даже я почти доволен, ведь в любой момент могу подойти к полочке с ароматическими смесями и –


Еще от автора Елена Вернер
Десерт из каштанов

Джейн Доу – так в медучреждениях англоязычных стран называют неопознанных женского пола. Арсений Гаранин, завотделением реаниматологии, вспомнил об этом, когда к нему попала пациентка, личность которой установить не удалось. При виде изувеченной девушки сердце его дрогнуло, хотя он навидался всякого. Следуя внутреннему зову, мужчина решил выяснить, кто эта незнакомка с волосами цвета воронова крыла, пребывающая теперь на пороге царства Аида. И если бы не случайно найденный Арсением дневник Джейн Доу, спасти ее во второй раз ему бы не удалось…


Купальская ночь

В прошлом Кати есть тайна, которую много лет она не доставала из сундука своей памяти. Эта тайна – она сама: та, которой она не стала, та, которой перечеркнула будущее страшная трагедия. И когда настоящее окончательно запуталось в рутине и тоске, Катя приехала в городок, где осталось ее прошлое, где родилась и закончилась ее первая любовь. Но нужно ли воскрешать призраки былого?


Три косточки тамаринда

На берегу теплого моря мужчина делает девушке предложение. Она влюблена, но отвечать согласием не спешит – ведь оба знают, что смертельная болезнь скоро удалит ее из списка живущих. Однако Павел настойчив. Что заставляет его не принимать в расчет грядущие проблемы? Всего день он дал на размышления своей Марине. И тогда она решает получить совет у тайской гадалки…


Черный клевер

Нина пела старинный романс о черном клевере, который распускается, когда между влюбленными нет взаимопонимания, а тайн больше, чем счастья. И Михаил полюбил ее – не просто чужую жену, а жену первого помощника великого кремлевского правителя. У них не могло быть общего будущего, а над настоящим сгустились свинцовые тучи: однажды грозный муж поймал их с поличным. Но вместо страшной расправы случилось невозможное: он согласился отпустить Нину! Правда, перед Михаилом было поставлено условие – предать дело всей его жизни…


Ты – моя половинка

Их любовь родилась сразу после сотворения мира. Под разными именами и в разное время их видели то здесь, то там – красная Москва, вересковый Корнуолл, зачарованный Монреаль… Они меняли облик и имя, чтобы с разных концов света раз за разом возвращаться друг к другу, в особняк на засыпанной осенними листьями аллее. Будет ли им, как Маргарите и ее Мастеру, дарован покой – или эти мужчина и женщина погубят себя и свою любовь, совершив самый страшный грех, которому нигде нет прощения? Им предстоит многое пережить, но главное – понять, что, если ты не предаешь свою любовь, она способна на чудо.


Верни мои крылья!

Не зря Римма Корсакова играет роль Елены Троянской – она так же прекрасна и царственна, весь спектакль держится на ней. Но накануне премьеры с Риммой происходит что-то странное: ее преследует призрак пионерки, погибшей в здании театра в 1937 году. То среди вещей Риммы появляется галстук цвета крови, то в гримерной раздаются звуки «Пионерской зорьки»… Даже страстный роман с Кириллом, недавно пришедшим в театр, вот-вот закончится – страх затмевает все! Скромная девушка Ника, безответно влюбленная в Кирилла, пытается помочь сгорающей в огне безумия красавице.


Рекомендуем почитать
Дорога в бесконечность

Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.