Синяя борода - [21]

По шоссе прогремела карета и остановилась у калитки. Лили вздрогнула от испуга и старалась вырвать у него свои руки, но он крепко держал их и продолжал, возвышая голос:

— И тогда мне стало ясно, что мрачнее предчувствие, тяготившее мою душу, сбылось, что чистая, истинная любовь на этом свете не пустой идеал и что мне ее не избежать. Клянусь вам. Лили, я должен завоевать вас во что бы то ни стало, я...

Молодая девушка сильно рванула свои руки, так как гравий на дорожке заскрипел под тяжелыми приближавшимися к ним шагами, и в ту же минуту тетка громко позвала ее.

— Никогда, никогда, — пролепетала она дрожащими губами и побледнев, как смерть. — Оставьте всякую надежду и постарайтесь больше не встречаться со мной!

Она побежала по гравийной дорожке и быстро скрылась за кустами. Там она увидела тетушку, которая, держа в руках мантилью Лили, внимательно осматривала сад. Она заворчала, увидя, что нет роз на груди молодой девушки, сама срезала несколько и тогда только увидела, что она страшно бледная и едва держится на ногах. Не говоря ни слова, Лили села в карету. Ей казалось, что с ней случилось совершенно неожиданно несчастье и что она взяла на душу тяжелый грех.

Большая угловая комната в доме надворной советницы, так называемая зеленая, имела шесть окон, которые из года в гол оставались занавешенными, а двери были заперты на задвижку. При жизни Эриха комната эта была залита светом и блеском. Достигавшие потолка стенные зеркала отражали величественных дам с прическами, похожими на башни, с парчовыми шлейфами и роскошные туалеты мужчин из атласа с галунами и кружевами, а блиставший чистотой пол мог бы рассказать о многих менуэтах, которые городская аристократия важно и торжественно танцевала здесь. Теперь же ставни открывались только два раза в году на несколько дней, и кто знал привычки тети Вари, понимал, что она готовится к приему своих многочисленных друзей. К удивлению Зауэра и Доры, этим летом приказание проветривать зеленую комнату было отдано гораздо раньше, чем обыкновенно. Причиной этого отклонения от правил было все еще продолжавшееся уныние Лили, как говорила надворная советница. Для тети Вари это было как-то ново и необычно в молодой девушке. После бесчисленных догадок, за исключением единственно верной, она пришла, наконец, к убеждению, что Лили тоскует о доме, и предложила ей с большим самоотвержением вернуться в Берлин. Но молодая девушка, смертельно побледнев, с большой горячностью и решительно отказалась от этого предложения. С этой минуты она с необычайным напряжением старалась казаться веселой, а тетя Варя день и ночь думала о том, как бы рассеять мрачные мысли в голове своей питомицы.

Было приглашено много гостей, старых и молодых, на ужин, и надворная советница уже несколько раз осматривала комнату, стараясь выгадать место и для карточных столов, и для танцев молодежи.

Салон благодаря тому, что был лишен света и воздуха сохранился в своей первоначальной свежести. Позолота резных карнизов ярко блестела под лучами заглядывавшего туда солнышка, и мифологическая живопись на плафоне сохранила свежесть красок, восхищавших взор. В камине, несмотря на летнюю жару, пылал яркий огонь, чтобы окончательно освежить воздух. Посреди комнаты стояла принесенная сюда временно мебель из павильона; здесь же стояли прислоненные к стенам масляные картины, которые тетя Варя решила, наконец, поместить здесь, потому что дедушка всегда очень любил эту комнату. Надворная советница и Лили осторожно чистили и мыли картины, которые должен был повесить Зауэр, только что вернувшийся и города, куда его посылали с разными поручениями.

Он пошел в комнату как-то торжественно. Лили, хорошо знавшая старика, тотчас увидела, по выражению его лица, что он принес какую-то важную новость. Он подвинул высокий необитый дубовый стул к стене и, делая вид, что осматривает место, где должна была висеть самая большая картина, сказал, не поворачивая головы:

— Госпожа советница может радоваться, — наступает конец беспокойствам... Тот, — он никогда не осмеливался произносить имя соседа в присутствии своей госпожи, — тот, завтра уезжает в далекое путешествие, чемоданы уже упакованы... Это рассказывал его кучер в булочной, где я заказывал торты.

Лили молча с крепко сжатыми губами прислонила к стене картину, на которой был изображен Орест и которую она держала в руках. Она, как лунатик, направилась к двери, точно какая-то [21] сила гнала ее вперед. Высокая дубовая дверь с шумом затворилась за ней, но ни советница, ни Зауэр не заметили этого.

Советница приняла сообщенную новость, по-видимому, равнодушно и только стала внимательно смотреть в окно, между тем как Зауэр взбирался на стул. Сняв картины, нарисованные пастелью и уже выцветшие, он повесил «Ореста» на прежний гвоздь, но тяжесть оказалась слишком велика.

Картина упала, едва он отнял руки. Попытка удержать ее не удалась, и она, попав на угол каминного карниза, повисла на нем, и в то же время послышался легкий треск разорвавшегося полотна.

— Ах, как ты неловок, Зауэр! — вскричала сердито советница.

Зауэр слез со стула и снял картину, на том месте, где было лицо Ореста, расходились а разные стороны бесчисленные трещины.