Синяя борода - [16]

Но Лили даже не поняла его последних слов; ее мысли были так чисты и невинны, что ей и в голову не могло придти, что он в раздражении обвинил ее в кокетстве.

Он отвернулся и молчал с минуту.

— Итак, мое несчастное имя в полной опале там? — спросил он, наконец, с горечью, указывая на дом надворной советницы. — Но старуха должна бы помнить, что мы принадлежим к одному роду, и она некогда носила ту же фамилию, как и я.

— Вы забываете, что этой связи не существует более: вы дворянин.

При этом возражении, звучавшем довольно резко, он быстро повернул голову и пристально посмотрел на нее, причем на его лице появилась насмешливая улыбка.

— Конечно, надворная советница Фальк не подала мне повода составить о ней высокое мнение, — возразил он, — однако, несмотря на это, я не хочу думать, чтобы она собственные убеждения ставила ниже претензий на дворянство. Есть люди, которые упорно воображают, что оскорбляют меня, не прибавляя к моей фамилии частички «фон», мне же самому никогда и в голову не приходит пользоваться ей и тем напоминать о минутной слабости моего отца.

Он остановился и с улыбкой смотрел на Лили, которая в смущении опустила глаза, пораженная этим открытием.

— Итак, эта связь не разорвана, — продолжал он, — и я тем крепче держусь за нее, что она может помочь мне достигнуть моей цели. Мы с вами одного мнения, хотя мысль о подобной гармонии может очень оскорбить вас, насчет безуспешных просьб, но что касается мужества...

— Вы, конечно, настолько храбры, что можете принудить исполнить ваши желания, — ведь вы были солдатом.

— Э, да вы знаете обо мне больше, нежели я мог предполагать. Впрочем, — продолжал он мрачно, — зачем вы напоминаете мне об этом, да еще с такой насмешкой! Что может быть для человека, сражавшегося за высокую прекрасную идею, печальное сознания, что дорого купленная кровью победа пропала из-за эгоистических расчетов. Но перейдем к делу! Вы правы, считая меня настойчивым и энергичным, когда дело идет о достижении цели, но в данном случае я должен сделать исключение! И потому я очень хотел бы узнать, что вы подумаете обо мне, если я явлюсь к надворной советнице Фальк без ее разрешения и попытаюсь примириться с ней?

У Лили сердце замерло при одной мысли о возможности этого шага. Она очень хорошо знала тетю Варю и была уверена, что она никогда не протянет руки к примирению. Она, может быть, простила бы своему, так называемому, смертельному врагу разрушение павильона, если бы он не был потомком Губерта. Несмотря на любовь к справедливости, в этом отношении она была непреклонна: всякую уступчивость по отношению к потомкам Губерта она сочла бы страшным оскорблением для своих дорогих покойников, какие последствия при таких условиях могло иметь появление в ее доме ненавистного соседа? Сильный страх и невыразимая жалость охватили молодую девушку, когда она представила себе, как примет его советница. Она инстинктивно чувствовала, что не должна выказать ему своего сочувствия, чтобы не поддерживать его в его намерении, и потому, овладев собой, возразила как можно спокойнее:

— Я вам уже сказала, какого мнения о вас надворная советница Фальк, и потому вы можете понять, какой прием вас ожидает. Подобный шаг при таких отношениях был бы, говоря деликатно, бестактностью, которой я не могла бы простить вам, потому что она причинила бы неприятность тете.

— Такая нежность и боязливая заботливость были бы очень трогательны, если бы не были так односторонни, — сказал он с горечью, — чтобы не возмутить душевного спокойствия старушки, вы были бы в состоянии повергнуть других в отчаяние и горе... Если я вам скажу, что меня непреодолимая сила влечет к тому старому дому и заставляет меня, забывал всякую осторожность, переступить его порог, — да, и эта сила — пара глаз, которые при малейшей попытке к сближению глядят так холодно, и столь знакомое мне закидывание назад головы, говорящее так решительно: «Отойди, мне нет никакого дела до тебя!». Вы видите, что смелость и уверенность солдата, о которых вы только что упоминали с такой насмешкой, не всегда могут быть пущены в ход.

Говоря это, он быстро ходил взад и вперед, заложив руки за спину. В голосе его слышались страсть, гнев и душевные страдания, которые он старался прикрыть иронией.

Лили начинала все более и более волноваться. Во всей его фигуре, мелькавшей перед ней, было что-то притягательное, но увещания тетки, хотя очень глухо и далеко, звучали еще в ее сердце, и в ту минуту, когда кроткие примиряющие слова готовы были сорваться с губ, ее взор упал на что-то блестящее, сверкавшее из-за кустов: это было окно башни. Мысль о глазах, проливающих слезы за этими шелковыми гардинами, пронзила ее сердце, как удар кинжала, и возвратила ей сознание и силу остаться с виду спокойной и холодной.

— Вы, конечно, находите справедливыми непреклонность и жестокость старой дамы? — спросил он, вдруг останавливаясь перед молодой девушкой.

— Я, по крайней мере, не осуждаю ее за то, что она уклоняется от неприятного дли нее знакомства.

— И вы поступили бы таким образом, если бы это смертельно ранило человеческое сердце? Где же тогда христианская любовь?