Синяя бабочка плетельщика судеб - [6]

«Олест! Ты идешь[3]?»

Бабочка тяжело выбрался из банки с лекарством, пошевелил перепачканными усиками и твердо ответил:

«Иду!»

Тяжело взмахнув крыльями, он какими-то странными зигзагами направился ко мне. Я не стал подходить ближе или каким-либо иным образом помогать ему. Олест тогда меня пошлет по самому извилистому маршруту, прямо в сердце хаоса. Гордый.

Наконец, он устроился на своем законном месте, у меня на макушке, и мы смогли-таки отправиться к хозяину, который собирает гостей таким вот оригинальным образом.

Я шёл по коридору, внимательно считая двери. Странно, что нам проводника не выделили, но, может быть, это какая-то проверка? Чем-чем, а уж пространственным идиотизмом я не страдаю. Остановившись возле нужной двери, я задумался. Входить или не входить? Мои сомнения развеяли голоса, доносящиеся из комнаты.

— … И всё-таки, зачем вы его пригласили? — настойчиво спрашивал незнакомый мне голос.

— Палан, неужели ты думаешь, что задавая один и тот же вопрос в восьмой раз, получишь ответ отличный от первых семи? — сказал император. Мало кому удается говорить настолько бесцветно. — Мне не с кем разделить трапезу, ты же со мной есть отказываешься.

— Почему именно он? — перефразировал вопрос неизвестный мне Палан. — Почему не тот рыцарь, что приходил на прошлой неделе?

На прошлой неделе? Кто бы это мог быть…

— Ну, вряд ли он мог рассказать мне что-нибудь интересное… О его супер-пупер благородных предках, которые при мне стащили у сильфов воз с оружием мне слушать как-то не особо хочется. Да и, к тому же, рыцарь был чересчур слабонервным.

— А этот нет?

— Нет. Такие люди, как он, всегда находятся в своей тарелке. И не смотри на меня так. Я людей не ем, слишком мясо у вас противное… У того рыцаря была очень слабая, а потому чувствительная гордость. Помнишь поток брани, что он на меня вылил, увидев в тапочках? Всё потому, что он посчитал это неуважением к себе. Чувствовал, наверное, подсознательно, что уважения этого он не заслуживает, вот и злился, делая акцент на то, что его уважать надо как чьего-то там потомка.

Всё это было сказано так же ровно и безэмоционально, и только по паузам между словами можно было понять, где ставить точку, а где запятую.

— А вот наш новый гость такой ерундой не страдает. Видел его выражение лица, когда его гвардейцы скрутили?

— Нет, — полным растерянности голосом ответил Палан.

— Ты многое потерял. Он возлежал на земле с таким видом, словно он на королевском ложе… Хотя нет, там обычно нервничают, особенно сами короли… Лучше сказать, в спальне своего хорошо охраняемого замка.

— Его спокойствие ему изменило, когда он догадался кто вы, Мастер, — заметил Палан.

— Ну да, ненавидит он меня слишком сильно, но это не может помешать мне восхищаться им. Например, сейчас, когда ему не выделили проводника по замку, он не стал возмущаться, а спокойно дошёл и стал подслушивать.

Вот сволочь!

Но делать нечего, раз уж засекли…

— Всегда приятно слушать комплименты в свою честь, особенно, если их говорят другим, — сказал я, быстрым шагом входщ в комнату, ослепительно улыбнубаясь. — Тогда есть хоть небольшая надежда на честность.

Всё те же каменные стены, мертвенный свет, только посреди комнаты стоит прямоугольный стол на двадцать персон, а над ним ещё две дополнительные полоски света. Окон нет, но с противоположной стороны комнаты есть ещё одна дверь. Стулья прямые, жесткие, без намека на комфорт.

— А кто спорит? — улыбнулся одними губами император. — Проходи, присаживайся.

Он сделал приглашающий жест рукой, щедро предлагая садиться там, где мне удобнее. Сам Гуахаро сидел во главе стола. Первым порывом было разместиться с противоположной стороны, но усилием воли я подавил это недостойное желание. Слишком уж по-детски, да и к тому же император наверняка захочет поговорить, а я не горю желанием кричать через весь стол. С другой стороны, сидеть рядом с этим уродом тоже не больно-то охота, подумает ещё, что подлизываюсь… Или, что хуже, не сдержусь и воткну в этого гада какой-нибудь столовый прибор. Я свою выдержку не переоцениваю. Так что я сел за два кресла до него, с левой стороны, потому что правша и левой рукой кидаюсь хуже.

— Палан, ты присоединишься? — спросил император стоящего рядом с ним мужичка.

Средних лет, невысокого роста, с брюшком, хотя оставшиеся видными жилы шеи выдавали, что в молодости он был неплохим бойцом, но сейчас это уже почти незаметно. Черты лица какие-то странные, как будто творец, что лепил его лицо из глины, не захотел заканчивать свою работу и в расстройстве провел божественной дланью, смазывая черты. Некогда голубые глаза выцвели и покрылись белесым налетом страдания.

Не удивляйтесь таким подробным и поэтичным описаниям. Учитель дрючил меня на этот счет очень строго, даже сильнее, чем по поводу фехтования. Он говорил, что нельзя забывать ни одного встреченного тобой человека, ведь мало ли при каких обстоятельствах судьба снова может свести вас. А за поэтичность надо сказать спасибо мамочке, которая мне на ночь вместо сказок читала старые баллады. В большинстве своем любовные.

— Нет, если разрешите, — поклонился Палан. — Боюсь, я пока вхожу в категорию слабонервных.