Синтез - [28]

— Знаешь, ты отчасти прав. А уж в футбол я не играл с незапамятных времен! У меня теперь искусственное сердце, и мне как раз даже нужно разминаться.

— Ясное дело! Заскакивай к нам, и мы организуем такой матч, что... — дедушка ткнул Марека в бок.

— «Молнии» против всех остальных, — выпалил Марек.

— «Молнии» и «Ураган», — поправил дедушка. — Вы забываете, что я...

— В «Урагане» играли переростки, — возмутился Янек. — Это не была достойная команда.

— Я всегда так считал, — начал вторить Марек. — Наверно, четверо были переростками.

— Разве это моя вина? — возмутился дедушка. — Я им постоянно твердил...

— Ну ладно, ладно, ты был на высоте положения — никто ничего не говорит, — утешил его Янек. — А действительно можно заглянуть к вам... ну, например, в конце недели?

— Ясно. Ждем. И мяч наготове.

— Правда, столько лет...

И тут произошла странная вещь, которая была для Марека настолько очевидной, что он ее даже не заметил.

— Слушай! — сказал он Янеку. — Не будь фраером! Кореши ждут с мячом, а ты что?

И девяносточетырехлетний профессор истории Ян Барвицкий ответил также совершенно естественно:

— Разве я говорю, что не приеду? Мне бы только смыться из дому!

*

Подводная лодка, нанятая диктатором в туристическом бюро, называлась «Нептун» и была роскошно оборудована. Никаких металлических дверей, тяжелых покрытий и узких проходов. Всего лишь прозрачная капсула с четырьмя мягкими креслами и распределительным щитом, на котором находились основные приборы.

Наём этого замечательного аппарата стоил Муанте очень дорого, особенно если учесть убожество его кредитной пластинки. Однако, после погружения лодки, когда вокруг завертелись хороводы рыб, а необычный подводный пейзаж менялся ежесекундно, каждый бы признал, что красота такого путешествия оправдывала даже самую высокую цену.

Но не в туристическо-краеведческих целях отправился Муанта на эту подводную экскурсию. Он уже с давних пор лелеял надежду, что замаскированный подводный грот не рухнул окончательно во время землетрясения и что ему удастся использовать великолепное оружие для улучшения и приведения в порядок существующего положения. Перевоспитание, которому он подвергался в дневные часы, только укрепляло его убеждение, что если он не исправит своих собеседников, то они, чего доброго, исправят его. А на такой исход диктатор по-прежнему не соглашался.

Итак, он плыл, равнодушный к красоте коралловых атоллов, радужных рыб, огромных крабов и моллюсков, а также отблескам огней в зеленоватой воде. Он плыл и искал.

Рядом с ним сидел, сложив металлические грейферы на пульте управления, робот, названный Гонсалесом в память о давнем адъютанте.

— Ближе, ближе. Мы не можем подплыть ближе?

— Нет, ваше превосходительство, там водоворот.

— Ну так я и говорю: ближе к этому водовороту.

— Я не могу подвергать опасности жизнь вашего превосходительства.

— Знаю, знаю, что я для тебя — неслыханная ценность. Стой!

Перед ними зияло черное углубление в скале.

— Туда!

Они вплыли в черный коридор, где Гонсалес вынужден был включить все прожектора. Несколько минут они продвигались в абсолютной тишине. Вдруг на их пути выросла скала, почти полностью закрывающая доступ в остальную часть коридора. Течение там было очень сильным. Рядом, на колючей водоросли вздымалось нечто диковинное, трепыхающееся под сильнейшим напором воды. Это не было похоже ни на одно животное, ни на морской куст. Робот направил туда прожектор. Муанта издал ликующий крик: он узнал остатки парадного мундира генерала Микеланджело.

*

— Элька, защищай ворота!

— Сюда, сюда!

— Угол! Назначаю угловой удар!

— Судью на мыло!

— Если будешь меня обзывать, то я не играю!

Эта последняя фраза принадлежала бабушке, поскольку дедушка с явным удовлетворением ругал судью, то есть бабушку, и даже обвинял ее в пристрастном судействе.

Марек, дедушка, Петрусь и поэт Фунг играли против четверых циркачей из группы «Сальто», в одних воротах стояла Эля, а в других — Август Тоникер.

По правде говоря, команда циркачей отличалась большей слаженностью и силой, но дедушкин коллектив своей амбицией компенсировал нехватку у себя этих качеств. Марек, который первый раз бегал с «отремонтированным» сердцем, заметил, что ему это дается легче, чем раньше. Поэт Фунг забыл о своих изощрённых тирадах и лишь коротко, отрывисто покрикивал то на Петруся, то на Марека. Эля, замурзанная и растрепанная, проявляла чудеса изворотливости, и ее «замечательным действиям», как назвал это Марек, следовало приписать половину успеха, каким, без сомнения, был счет 2 : 2.

Бабушка свистела и демонстрировала большой профессионализм: она показала дедушке желтую карточку, решительно назначила свободные удары и вбрасывание из аута. Когда она объявила конец матча, ей с трудом удалось уговорить обе команды тщательно вымыться еще до обеда. Все хотели сначала есть, и заправилой бунта был, понятно, дедушка Артур. Конечно, судья настоял на своем, грозясь объявить счет недействительным и полностью дисквалифицировать грязных игроков.

Такой день, напоенный запахами леса и земли, заполненный людьми, с которыми связывают тоненькие ниточки взаимопонимания, насыщенный событиями, сменяющимися в ускоренном темпе, — такой именно день и заставил Марека до конца поверить в подлинность своего приключения. Ведь во сне может случиться почти все — но только не такой вот день, полностью нереальный, но все-таки настоящий.