Синтез - [2]

И сделай две рафы многоострые чеканной работы, сделай их на обоих концах крышки, одну рафу с одного конца, а другую рафу с другого конца, стоящими на крышке; сделай рафы с обоих концов ее; и будут рафы с распростертыми вверх остриями и покроют остриями своими крышку.

И сделай двенадцать столов из дерева тим длиною в два тура, шириною в тур и вышиною в полтора тура, и обложи его унунквадием, и положи на столы ключи в своих фузах из унунквадия.

И возьми стержни медные и соедини с кольцами и на каждую фузу надень спираль из меди и соедини ее с медными стержнями. Дай водному газу войти в фузы и жди огня ковчегового. И да уйдет писание в открывшиеся миры».

– Так написано в святом писании Эна, великого из высших, – закончил верховный канцлер. – И не говори, что ты не помнишь. Посмотри на небо и не лги самому себе. Звезды Тьма и Инос в небе, вчера упала звезда Цэх. Это видели и в Пустошах, и в Клондале, и как нам в Цаде не видеть этого? Мы сделали ковчег, и для завершения святого действа нам нужны святыни, которые хранишь ты. Не противься очевидному.

Салар покорно склонил голову, снял с шеи цепь и достал из переметной сумы тускло отсвечивающую в огне факелов сферу.

– Я готов, великий канцлер. Я верю в твои слова, хотя знания отвергают меня. Но я выполняю долг.

– Я не вижу повода не начать церемонию. – Голос верховного канцлера окреп. – Следуйте за мной!

Таутен поднялся и, тяжело опираясь на высокий посох, двинулся к храму, у входа в который заседал совет.

Внутри под громадным сводом все было готово. Канцлеры один за другим положили свои фузы, каждый на свой стол, и разделили их. Верховный канцлер вложил в фузы зеленые камни ключей и лично соединил половинки. Служки храма к каждой фузе присоединили трубки, которые тянулись от стального резервуара. Явственно раздалось шипение водного газа. На фузы надели спирали из толстой позеленевшей меди и соединили спирали со стержнями на ковчеге.

Таутен, приняв из рук служек рафы, похожие на ажурные половинки сферы, установил их по краям ковчега. Потом на крышку ковчега он положил святое писание и отошел к своим собратьям-канцлерам.

Казалось, ничто, кроме дыхания людей, не нарушало спокойствия в храме. Но вот фузы начали дрожать и засветились. Сначала красным, потом белым и в конце голубым свечением. Яркость достигла такой силы, что весь храм растворился в безумном голубом свете. Чудовищный, невиданный взрыв разорвал и капище, и небо над ним. От того места, где только что стоял величественный храм всеравных богов, в небо устремилось одиннадцать сверкающих лучей. Они сначала танцевали в безумной пляске, а потом разлетелись над землей в разные стороны. Словно в последней судороге над миром вырос красный шар и опустился на разрушенный Цад.

Прошло три тысячи лет.

Глава первая Аспирант с Земли

Узкая тропинка, припорошенная снегом, вилась меж замшелых глыб вниз, в долину. Поднявшийся из долины туман укрыл темные стены Депозитария, устроившегося на вершине горы, скрыл кривые улицы, превратив их в таинственные и призрачные лабиринты. А потом сверху налетел южный ветер и всю ночь норовил раскидать черепицу над профессорской кельей. Звонкая клондальская терракота печально перестукивалась под ударами шквалов. С вечера Лано Батрид, профессор прикладной истории Лорейского университета и хранитель Депозитария, развел огонь в очаге и, когда прогорели дрова, набрал углей в большую медную сковородку-кальдано с дырчатой крышкой. Он согрел свою постель, хоть и не любил теплых простыней, а потом отнес и положил грелку под одеяло пустой узкой койки в небольшой комнатке, примыкающей к гостиной. На всякий случай. Когда пришел служка со скромным университетским ужином, Батрид подробно проинструктировал его о завтраке и даже предупредил, что сам готов заплатить за дополнительные блюда. Сон не приходил, Батрид долго ворочался, пытаясь отогнать ненужные мысли, но в конце концов уснул.

Пастухам, перегоняющим по утрам отары в долину, строго-настрого запрещалось проходить мимо Депозитария. Блеяние животных, вопли перегонщиков и лай собак в такой ранний час мешали нормальному распорядку дня научных сотрудников. Но сегодня Батрида разбудили не крики пьянчужки Чиммарозо, плюющего на правила, и не шарканье овечьих копытистых лап по брусчатке. К тому времени, как отара топталась на городском газоне, разгребая его до корней, профессор уже давно не спал и лежал в постели с отрытыми глазами. Наконец он поднялся, внешне храня спокойствие и, не изменяя традиции, сам сварил себе крепкий кофе задолго до того, как принесли завтрак. А потом еще два раза подмел пол. Сегодня приедет его первый аспирант. Так было написано в письме, которое пришло вчера. В нем говорилось, что по согласованию с Ректоратом профессору Батриду предлагается осуществить научное руководство исследованиями молодого ученого из мира Земли. Лано даже не стал вдаваться в подробности – от кого письмо и кто его направил. Академические традиции не допускают сомнений в официальных документах. Аспирант – дело почетное и важное. В возрасте Батрида, при его чинах и регалиях, надо было иметь уже десятки учеников, славу педагога и глубокие связи во всех континуумах. Но у Лано этот аспирант был первым. И потому это его волновало и радовало одновременно.