Синтаксис любви - [15]

Как-то критикуя одно стихотворение, Максимилиан Волошин воскликнул:”Пиво можно сравнивать с морем, но не море с пивом.” При всей своей претензии на абсолютность, фраза эта истинна лишь отчасти, но зато как частность безукоризненно точно отражает приподнимающее и гиперболизирующее понимание “романтиком” задач метафоры.

Сказанное касается и тех случаев, при которых “романтик” использует метафору для уязвления предмета. Например, когда Пушкин, кипя от злости, писал в эпиграмме, что тишайший профессор Каченовский разводит свои чернила “слюною бешенной собаки”, здесь не только не было ничего адекватного оригиналу, но сам предмет страшно гиперболизировался, хотя и с отрицательным знаком.

Продолжая тему формальных пристрастий 1-й Эмоции, добавлю, что “романтик” в поэзии, творя и потребляя, кроме яркости изображения, более всего ценит краткость. Блок, например, считал оптимальным объем стихотворения в 3–4 четверостишия. Однако утверждая это, он выводил не некие общие законы поэтического ремесла, а свое, обусловленное 1-й Эмоцией, понимание природы и смысла поэзии. Заключается же оно в том, что 1-я Эмоция, будучи результативной, и в поэзии стремится к результату, т. е. к описанию пика эмоциональных состояний, пренебрегая тем, что предшествовало им, и тем, что последовало.

Слова Бориса Пастернака, что поэзия представляет собой “выковыривание изюма певучестей из жизни сладкой сайки”, могут считаться программными для 1-й Эмоции, потому что поэтическая задача “романтика” и заключается в таком “выковыривании” с выведением всего остального за скобки. Поэтому, думаю, что идеальной поэтической формой для 1-й Эмоции следует считать японские хайку и танка. В них “романтический” принцип моментальной фотографии уникальных эмоциональных состояний, принцип “выковыривания изюма певучестей” представлен в наиболее концентрированном виде.

Боюсь, может сложиться впечатление, что обладатель 1-й Эмоции непременно является поэтом и отмечает рифмоплетством всякое свое волнение. Но это не так. У Пушкина действительно в период наивысших переживаний, по его собственным словам, рука тянулась к перу, перо — к бумаге и т. д. Но скажем, у такого “романтика”, как Хрущев, в те же минуты рука могла тянуться к ботинку, ботинок — к столу… Проявления 1-й Эмоции многообразны, перечислять или пересказывать их невозможно, поэтому, сталкиваясь в жизни с 1-й Эмоцией, лучше, на всякий случай, не ждать от нее стихов.

Занятия, далекие от художественной сферы, и вообще полное отсутствие культуры вместе с тем не мешают “романтику” считать себя высшим и непререкаемым художественным судьей. Подспудное ощущение, что культура, будучи прямым производным от эмоций, — родная для него среда, позволяет 1-й Эмоции абсолютизировать собственные вкусы, без стеснения навязывать их другим. Иногда это выглядит оправданным, иногда — нет. Скажем, когда Александр Блок на вопрос Станиславского о впечатлениях от последних спектаклей МХАТа в лоб отвечал:”Это было очень плохо…” — еще можно как-то понять. Но когда Хрущев принимался топать ногами на художников и поэтов — это, казалось, не лезло ни в какие ворота. Однако обе приведенные бестактности — явления одного ряда: результат прирожденной, совершенно независимой от культурного уровня самоуверенности “романтиков” во всем, что касается эстетики.

* * *

К чисто внешним проявлениям 1-й Эмоции следует добавить необычайно живую, яркую, избыточную по отношению к происходящим событиям мимику вместе с утрированной, “итальянской” жестикуляцией. Собственно, язык мимики и жеста — такой же язык, как и все остальные, и, естественно, что при выражении чувств “романтика”, он столь же неадекватен и преувеличен. Скажу больше, мне приходилось встречать людей с тихим, нефорсированным голосовым строем, и именно гримассы вкупе с яркой жестикуляцией выдавали их 1-ю Эмоцию: непропорционально описываемой ситуации широко разведенными руками, частыми хватаниями за голову и т. п.

Единственная антропологическая особенность 1-й Эмоции, довольно четко прослеживаемая в европеойдно-негройдной ветви человечества, заключается в крупных выпуклых глазах, снабженных как бы лучистой внутренней подсветкой.

Природа вообще устроила так, что в момент сильных переживаний (независимо от положения Эмоции на ступенях функциональной иерархии) глаза человека начинают светиться. Так, влюбленная во Вронского Анна Каренина сама чувствовала, как в темноте светятся ее глаза.

Особенно же такое свечение присуще “романтику”, из глаз которого подчас вылетают, подобно фейерверку, снопы ярких искр. И отдадим должное, это обстоятельство очень красит 1-ю Эмоцию, доводя нас, грешных, иногда до сексуального возбуждения, доводит даже в том случае, когда внешний облик “романтика” никак не возбуждает. Вспомним, в “Войне и мире” именно лучистый взгляд некрасивой княжны Марии покорил сердце гусара Николая Ростова.

Со своей стороны могу предположить, что блеск глаз в связи с эмоционально-сексуальным возбуждением имеет какое-то отношение к расширению зрачков. Вероятно, сильный внутренний вспрыск гормонов определенного эмоционального ряда ,вызывает эффект расширения зрачков, наподобие эффекта от закапывания в глаза экстракта “белладоны”. Недаром, слово “белладона” переводится как “красавица”, неспроста, по время психологических опытов вид женщин с расширенными зрачками внушал мужчинам мысль, что они сексуально возбуждены. Вообще было бы любопытно проследить вплоть до животного мира этот феномен блестящих, расширенных зрачков в качестве выразителя и возбудителя сексуальности, да и сам химический механизм свечения глаз любопытно было бы исследовать. Но это уже дело не психологии, а физиологии.