Синьора да Винчи - [39]

По пути я не уставала восхищаться красотой фресок, которыми были украшены фасады церквей и многочисленных часовен на углах улиц. Пламя свечей озаряло лики мадонн с младенцем, созданных прославленными мастерами, и постепенно мне в голову закралась мысль, что вся эта живописная череда мало относится к религиозному искусству. Флоренция, казалось мне, нашла в ней лишний повод прихвастнуть мировой славой своих художников. Античные римские колонны служили украшением каждой крохотной площади и множества старинных каменных саркофагов, превращенных временем в водосборные лохани, у которых останавливались напиться кони.

Наконец я очутилась в ремесленном квартале. Мне указали на улицу Аньоло, узенькую, но аккуратно вымощенную. Ее составляли не дома и не дворцы, а сплошные мастерские, следовавшие друг за другом. «Несмотря на его бесчестное поведение по отношению к сыну, — подумалось мне. — Пьеро все-таки заслуживает похвалы, раз пристроил Леонардо в ученики к Верроккьо».

На улице Аньоло мне сразу бросилась в глаза мастерская, своим оживлением напоминавшая муравейник. Я медленно двинулась по направлению к ней, наблюдая, как несколько юношей водружают на телегу тяжелое, резное, красиво расписанное изголовье. Тут же, мешая грузчикам, носилась за мячом стайка ребятишек, а под ногами у них бродили куры, выцарапывая и склевывая что-то между булыжниками мостовой. Наконец юноши накрепко привязали изголовье к тележным бортикам, и лошадь повезла его заказчику.

Остановившись перед широким арочным входом в боттегу Верроккьо, я принялась разглядывать просторный зал. Если бы не массивный навес над ним, желающие имели бы возможность обозревать всю беленую внутренность студии. Просторное вытянутое помещение под сводчатым потолком заканчивалось небольшим проемом, в котором виднелся дворик мастерской. Лестница в глубине вела на второй этаж — вероятно, к спальням. На видном месте были выставлены образцы изделий: золоченая корзина и витиевато расписанный свадебный ларь, шелковый шарф, развевавшийся за спиной Лоренцо де Медичи в день торжества по поводу его обручения, а рядом — доспехи его брата Джулиано.

Верроккьо и вправду пользовался благосклонностью у городского правящего клана. Из множества флорентийских мастеров именно ему доверили оформить надгробие для Козимо де Медичи.

Юноши, нагружавшие телегу, уже вошли внутрь и занялись делом, из чего стало ясно, что все они были учениками маэстро. Подобравшись и как следует выпрямившись, чтобы казаться выше — мой и без того немалый рост я искусно увеличивала на добрых четыре пальца за счет каблуков, — я решилась войти в переднюю.

В нос мне ударила смесь пыли и всевозможных едких запахов: пота, лаков и растворителей. Я оказалась в самой гуще удивительных и разнообразных занятий. Тут стучали молотки, звенел металл, шипела охлаждаемая водой раскаленная ковка, скрежетал по мрамору гравировальный резец. Как ни странно, людей слышно не было: работавшие здесь мальчики и юноши сосредоточились каждый на своем деле или молчали по привычке к послушанию. Один из младших учеников подметал широкой метлой пол, другой у верстака отмывал комплект разнокалиберных кистей. Мальчик постарше перетирал краски на большом шлифовальном круге. Стены боттеги были сплошь увешаны всякими инструментами, эскизами, карнавальными и посмертными масками. На вращающемся столе красовалась деревянная модель церкви.

Я заметила, как один подросток вынул яйцо из куриной кладки, устроенной в коробе под верстаком, и отдал его своему товарищу, приготовлявшему ярко-синюю темперу. Тот разбил яйцо в миску с краской, продолжая ее перемешивать. Рядом с ними на скамеечке отрок прилаживал к палочке жесткие щетинки, собирая их в кисть, а его приятель покрывал слоем белой краски обширную деревянную панель.

Я всматривалась в лица, надеясь увидеть среди них Леонардо, но его тут не оказалось, да и мальчики, работавшие в передней, были гораздо младше моего сына — лет тринадцати, не больше. В этом возрасте Леонардо только-только поступил к Верроккьо.

За неуловимой межой, отделявшей мастерскую от передней, я обнаружила учеников годом или двумя старше, судя по их занятиям уже набравшихся опыта. Один украшал сундук фигурой огнедышащего дракона, другой прилаживал золотой листок к венчику благоликой Мадонны, третий полировал пухлые щечки бронзового херувимчика, четвертый, стоя перед объемистым панно, накладывал пробные мазки на полученные с помощью картона контуры будущего масштабного полотна, в котором я различила очертания святых и ангелов. Леонардо, впрочем, среди них тоже не было.

В последней части боттеги располагались самые впечатляющие по художественному уровню изделия. Здесь мне предстала разнообразная скульптура — бронзовая, мраморная и деревянная, а также плоды труда золотильщиков и кузнецов. Я увидела портреты не известных мне дам и кавалеров, вполне безбедных, судя по тому, что не пожалели денег заказать собственное изображение знаменитому живописцу. За ткацким станком сидел юноша, переплетая блестящие нити в длинную полосу нарядной золотой парчи. Последним мне попался припорошенный каменной пылью подмастерье. Он вонзал резец в мраморную плиту, на которой пока нельзя было угадать ни сюжета, ни будущих персонажей. Я, конечно, слышала от других, что в мастерской изготавливают не только фрески и статуи, но и вообразить не могла, что ремесленное искусство настолько всеохватно и многолико.