Синьора да Винчи - [21]

Это невольное признание, очевидно, удивило и самого Франческо.

— Брату казалось, что заживи он самостоятельно и стань известным нотариусом, то сразу освободится от отцовских обычаев. Пьеро мечтал о собственной семье, достойной и честной, — ее он хотел создать подальше отсюда, во Флоренции. Думал, что его семья будет во всем отличаться от нашей.

Эти откровения давались Франческо с трудом: он опустил глаза долу и носком башмака праздно ворошил на земляном полу соломенную подстилку.

— Но Пьеро не рассчитал своих сил, недооценил свое слабоволие… и родительский гнев. «Я-то надеялся, что у тебя есть хоть толика ума!» — кричал на него наш отец в тот вечер, когда Пьеро вернулся домой и объявил, что женится на тебе. — Франческо явно забавлялся, лицедействуя от имени взбешенного Антонио, — «Каким же надо быть глупцом, чтобы надеяться достичь каких-либо высот в обществе, женившись на ничтожной деревенской девке без всякого приданого! О чем только ты думал?! Тебе, вероятно, не приходило в голову, что я могу лишить тебя наследства!»

— А о чем он думал? — спокойно осведомилась я.

— Пьеро очень любил тебя, Катерина. Он всей душой стремился отличаться от отца. А теперь… — Франческо запнулся, но мой взгляд побудил его высказаться до конца. — А теперь прежняя любовь к тебе выродилась у него в горечь. Почти в ненависть. Каждый день он видит, как ты ходишь поблизости, и это растравляет его. А его жена места себе не находит от злобы на женщину, которую Пьеро истинно вожделеет, но не смеет притронуться к ней и которая живет в дворовом закуте с их прелестным сынишкой — единственным наследником ее мужа. Но все старания Пьеро не могут поторопить ее чрево зачать.

Франческо говорил сущую правду. Порой из раскрытого окна спальни молодой четы до меня доносились безрадостное кряхтенье Пьеро и страдальческие постанывания Альбиеры. Месяц шел за месяцем, а прачка исправно уносила стирать вороха окровавленного белья Альбиеры, и я понимала, что настроение у домочадцев становится все угрюмее.

Франческо уныло качал головой. Я же, неожиданно повеселев и приободрившись от таких тоскливых новостей, заключила его в сестринские объятия.

— Выходит, нам с Леонардо в этом вонючем хлеву гораздо лучше, чем в вашем мрачном доме, — предположила я.

— Нас трое, и мы вместе, — насилу улыбнулся Франческо.

— Дядя Чекко!

Мы обернулись — мой востроглазый мальчуган выглядывал из-за края люльки, скаля зубки от радости. Одеяло он уже успел скинуть на пол.

— Поиграем! — потребовал он и довольно улыбнулся.

ГЛАВА 5

Горькая сладость первых двух лет жизни Леонардо была внезапно прервана: однажды к вечеру меня вызвали в дом да Винчи. За столом собралось все семейство — совсем как в тот достопамятный день, когда я заявилась к ним в обеденный зал с просьбой вернуть мне сына. Но на этот раз они меня ожидали, выпрямив неизменно жесткие спины и нацепив на лица выражение, словно проглотили вонючую кухонную тряпку. Только дед Пьеро сильно сдал за это время. Он показался мне до невозможности худым и немощным, и в его глазах проблескивало слабоумие, овладевшее им, по словам Франческо, в самые последние годы.

А вот Пьеро, как и прежде, был все тот же недоросль, тушевавшийся в тени собственного отца. Он молчал, исподволь кидая на меня исполненные беспомощной ярости взоры. Франческо — тот глядел на меня умоляюще, словно заранее извиняясь за предстоящее.

— Моя супруга уведомила меня, — приступил к делу Антонио да Винчи, — что надобность в кормилице для сына Пьеро давно отпала.

— У меня в груди молоко не иссякло, — поспешно возразила я, — и Леонардо — вы упорно не желаете называть его по имени — прекрасно растет на такой пище. Многих детей кормят грудью до…

— Это не все, — резко перебил меня Антонио. — Изволь подчиняться порядку, установленному мной в тот день, когда мы дали тебе здесь стол, и кров, и дрова для обогрева. Говори только тогда, когда тебя попросят. Выслушивай меня молча и с почтением. — Он стиснул зубы с таким ожесточением, что я не удивилась бы, если бы его череп вдруг не выдержал и треснул. — До меня дошли сведения, что причина бесплодия моей невестки, вполне возможно, не только природного свойства.

От потрясения я на миг лишилась дара речи — от этого семейства я могла ожидать любой гадости, но только не такого подлого обвинения.

— В конце концов, ты дочь аптекаря и тебе известны…

— Ни слова больше, синьор да Винчи! — обрела я наконец способность говорить. — Вы меня обвинили в очень серьезном преступлении. У вас есть тому доказательства?

— Еще бы у нас не было доказательств, шлюха ты этакая! — визгливо, почти истерично выкрикнул старик да Винчи.

— Горничная Альбиеры обнаружила в ее винном бокале листочки болотной мяты, — сказал Антонио. — А мята, как мне доложили, способствует выкидышам.

— Как же, по-вашему, я могла подбросить эти листья в бокал Альбиеры? Мне и в дом-то заходить не дозволяется!..

— Такая коварная и лукавая особа, как ты, всегда способна…

— Может, я и коварная, и лукавая, — облила я Антонио ледяным негодованием, — но никак не глупая. Любой, кто мало-мальски разбирается в травах, знает, что винный спирт нейтрализует влияние мяты. Для пущего эффекта я бы лучше растолкла ее и подсыпала в суп.