Синий свет, свет такой синий (Есенин) - [2]

ЭРЛИХ. Пьешь?

ЕСЕНИН. Нет. Немного. Но здесь, на невских берегах пить совершенно перестану и наконец-то обрету так ускользающий покой. Я ведь бежал из Москвы от рассеянной жизни. Мешают мне там. А я хочу писать, чтобы никто, даже друзья, не мешали...

ЭРЛИХ. Значит сюда надолго?

ЕСЕНИН. Насовсем. Кстати, кацо, ты получил мою телеграмму с просьбой снять здесь для меня две-три комнаты?

ЭРЛИХ (смутившись). Получил. Прости, Сергей, но комнат снять не удалось.

ЕСЕНИН. Почему?

ЭРЛИХ. По разным причинам. Тем более, что ты забыл сообщить главное: приезжаешь ты один или с женой.

ЕСЕНИН. С Толстой я разошелся окончательно. Она жалкая и убогая женщина, хотела выдвинуться через меня. Подумаешь, внучка! А происхождение кружило ее тупую голову. Как же остаться вне литературы? А ведь она, набитая дура, охотилась за литераторами. Опутала она меня. Сошелся я с ней. А потом... женился... Я думал было... но ошибся...

ЭРЛИХ. Эх, Сережа, Сережа!

ЕСЕНИН. Сережа! Сам знаю, что Сережа! Слушай...Никогда не жалей меня, кацо! Если я когда-нибудь замечу... Я убью тебя!... Понимаешь?.. Я себя не продавал...

ЭРЛИХ. Извини, друг. Я не хотел. Мы еще погуляем на наших свадьбах...

ЕСЕНИН. Нет, теперь-то я избавлен от всякой женитьбы. Три раза был женат, а больше по закону в нашем государстве не полагается. А ты что, жениться захотел? Господи, какой дурак! Ты на меня, дурья голова, не смотри. Мне лет-то сколько? Жизнь-то моя какая! А тебе сколько? Ты мой совет запомни: холостая жизнь для поэта все равно, что мармелад! И стихи идут, и все идет. Женишься - света белого не взвидишь! Вот что! Я вот женился! А куда мне такому жениться? Господи, как хорошо, что мы оба холостые!

ЭРЛИХ. Слушай, Сергей! Бросай эту чертову гостиницу. Едем ко мне на квартиру. Скоро новый год. Проживем праздники у меня на Бассейной...

ЕСЕНИН. Видишь ли... Здесь в "Англетере" остановились Устиновы, и мне бы очень хотелось, чтобы эти дни мы провели все вместе. Мы с Жоржем очень старые друзья, а вытаскивать его с женой каждый день к тебе на Бассейную, пожалуй, будет трудновато. Кстати, когда я узнал, что ты переехал на собственную квартиру, я испугался. Поэт не должен иметь квартиры. Удобнее всего писать в номере гостиницы. А если ты еще и спишь на полу, то ты настоящий поэт. Поэт должен жить необыкновенно. Кроме того, здесь просторнее. Боже, как хорошо!..

Стук в дверь. Входят Устиновы: он - с пивом, она - с самоваром.

УСТИНОВ. Разрешите. Не помешаем?

ЕСЕНИН. Проходите, мы уже заждались.

УСТИНОВА. Самовар уже подоспел.

ЕСЕНИН. Знакомьтесь. Устиновы - я тебе о них рассказывал. (Представляет их друг другу.) Жорж. Тетя Лиза. Мой друг - Вольф Эрлих. Можно Вова. Тоже поэт.

ЭРЛИХ. Очень приятно.

УСТИНОВ. Спиртного купить не удалось. Магазины уже закрылись. Но дворник купил для нашей компании шесть бутылок пива.

УСТИНОВА. Хватит вам и этого. Я пиво пить не буду.

ЕСЕНИН. А шампанское вы непременно должны выпить. За нашу встречу. Хоть один бокал. (Открывает один из чемоданов, достает оттуда шампанское.)

УСТИНОВ. Гуляем, ребята!

ЕСЕНИН. Понимаешь ли, Жорж, нет бутылками-то! Я взял четыре полбутылки!..

УСТИНОВ. А нам, какая разница.

ЕСЕНИН (достает сверток). А здесь кое-какие деликатесы.

УСТИНОВ. Лиза, это по твоей части. Накрывай стол.

Быстро расставляют и раскладывают все на столе.

УСТИНОВА. Все готово, можно садиться.

УСТИНОВ. Сесть, Лиза, мы всегда успеем. Шучу.

Все рассаживаются за столом. Устинов разливает шампанское по бокалам.

Ну, за твой приезд, Серж!

УСТИНОВА. И за нашу встречу! (Выпивают.) Расскажи нам, Сергунька, над чем ты сейчас работаешь?

ЕСЕНИН. Я только что, совсем недавно кончил свою поэму "Черный человек": над ней я работал больше двух лет, а напечатать нигде не могу. Редактора от нее отказываются, а между тем, это лучшее, что я, когда-нибудь сделал. Послушайте:

Друг мой, друг мой,

Я очень и очень болен.

Сам не знаю, откуда взялась эта боль.

То ли ветер свистит

Над пустым и безлюдным полем,

То ль, как рощу в сентябрь,

Осыпает мозги алкоголь.

Голова моя машет ушами,

Как крыльями птица.

Ей на шее ночи

Маячить больше невмочь.

Черный человек,

Черный, черный,

Черный человек

На кровать ко мне садится,

Черный человек

Спать не дает мне всю ночь.

Что скажете?

ЭРЛИХ. "Мне день и ночь покоя не дает мой черный человек". "Моцарт и Сальери". Так, кажется, у Пушкина?

ЕСЕНИН. Ты прав, кацо. Теперь меня все больше тянет к Пушкину.

ЭРЛИХ. В последнее время ты совсем пишешь под Пушкина.

ЕСЕНИН. Нам всем бы так писать. Я ведь ни от кого ничего не скрываю. Пусть все пишут как я. Я думаю, что это не будет плохо. Давайте выпьем за мою новую жизнь в Ленинграде. (Разливает шампанское.)

УСТИНОВ. За тебя, Серж! (Выпивают.)

ЕСЕНИН. А ведь все-таки я от "Москвы Кабацкой" ушел! А? Как вы думаете? Ведь я теперь начал писать совсем по-другому.

УСТИНОВА. Ушел, Сергунька, и, слава богу!

ЕСЕНИН. По-моему тоже! Здорово трудно было. А знаете, что я у Пушкина не люблю?

УСТИНОВ. Что?

ЕСЕНИН. Его писем. Это же литература! Их можно читать так же,  как читаешь стихи. Порок Пушкина в том, что он писал письма с черновиками. Он был больше профессионалом, чем мы, так вот кацо! А ну их, к собачьей матери, умников! Всех, кто так считает! Пушкин что сказал? "Поэзия, прости Господи, должна быть глуповата". Она, брат, умных не любит. Выпьем же за поэзию, мать нашу. (Разливает.) Пей, Вова, за нас! (Пьют.) У меня мало стихов о зиме. Теперь я буду писать о зиме. Весна, лето, осень, как фон у меня есть, не хватает только зимы.