Синий рыцарь - [92]

– Угу, он такой становится, когда я слишком много выпью, – отозвался я и подумал, что она, наверное, курила гашиш – прямо сквозь ткань пеньюара я ясно видел ее кожу, и сейчас она была чистого абрикосового оттенка. – У меня в носу перебито слишком много кровеносных сосудов, потому что по нему слишком часто били.

– Я хочу залезть к тебе под одеяло, Бампер.

– Послушай, малышка, – сказал я. – Ты мне ничего не должна. Я сам буду очень рад помочь тебе объегорить твою семейку.

– Ты разрешал мне себя трогать, Бампер, – сказала она, и я снова ощутил на щеках и на шее прикосновения ее широкого теплого бархатного рта, а вся масса пышных каштановых волос накрыла меня, и я с трудом подумал, как это все нелепо.

– Черт возьми, – пробормотал я, отстраняя ее от себя. – Какой ерундой ты занимаешься? Я знал тебя еще маленькой девочкой. В конце концов, малышка, я всего лишь старый мешок с потрохами, и ты для меня до сих пор лишь маленькая девочка. Это неестественно!

– Не называй меня малышкой. И не пытайся помешать мне тобой обладать.

– Обладатьмной? Просто на тебя слишком большое впечатление произвели полицейские. А я – символ отца. Многие молодые девушки испытывают нечто подобное к полицейским.

– Я ненавижу полицейских, – ответила она, покачивая грудями перед моими руками, которые уже начали уставать. – Я хочу именно тебя, потому что ты самый большой мужчина из всех тех, кого мне доводилось трогать руками.

– Еще бы, во мне примерно шесть кубических ярдов, – пробормотал я.

– Я не это имела в виду, – сказала она, проводя ладонями по моему телу и снова принялась меня целовать, а я делал все, что в моих силах, чтобы избежать удовольствий тысячи и одной ночи.

– Слушай, я не могу, даже если бы и хотел, – простонал я. – Ты слишком молода, я просто не могу заниматься этим с девочкой вроде тебя.

– Хочешь пари?

– Не надо, Лейла.

– Как может мужчина быть таким большим и таким глупым, – улыбнулась она, вставая и выскальзывая из пеньюара.

– Все дело в мундире, – произнес я неожиданно хриплым и дрогнувшим голосом. – Наверное, в нем я тебе показался просто красавцем.

И тут Лейла все испортила – упала на постель, перекатилась на живот и хохотала целую минуту. Я слегка улыбался, глядя на ее абрикосовые ягодицы и умопомрачительные бедра и думал, что этим все и кончится. Но кончив смеяться, она улыбнулась мне еще нежнее прежнего, прошептала что-то по-арабски и забралась ко мне под одеяло.

Пятница, день последний

15

В пятницу утром я проснулся в ужасном похмелье. Лейла лежала, наполовину раскинувшись поверх меня большой гладкой обнаженной оленихой, из-за этого я и проснулся. Прожив столько лет в одиночку, я не люблю с кем-либо спать. Кэсси, с которой я чуть ли не сотню раз занимался любовью, никогда не спала со мной, вернее не всю ночь. Нам с Кэсси нужно будет завести две кровати. Я просто не переношу, когда рядом со мной слишком долго кто-то лежит.

Лейла не проснулась, я забрал свою одежду в комнату и оделся, оставив записку, в которой сообщал, что свяжусь с ней примерно через неделю и мы вместе обсудим все детали управления ее банковским счетом, а также как лучше вылить ушат холодной воды на Яссера и его семейство.

Перед уходом я тихо пробрался в спальню полюбоваться на нее в последний раз. Она растянулась на животе, гладкая и прекрасная.

– Салям, Лейла, – прошептал я. – Тысячу раз салям, маленькая девочка.

Я очень осторожно спустился вниз по лестнице из квартиры Лейлы, подошел к оставленной перед домом своей машине и почувствовал себя немного лучше, поехав с опущенным окном по Голливудскому шоссе. День начинался ветреный, смога было не много.

Несколько минут я вспоминал, как все прошло у нас с Лейлой, и почувствовал легкий стыд, потому что всегда гордился тем, что я нечто большее, чем тысячи уродливых старых хмырей, что шляются по Голливуду под ручку с юными красотками вроде Лейлы. Она сделала это, потому что была благодарна, взволнованна и смущена, а я воспользовался этим преимуществом. Всю свою жизнь я подбирал себе партнерш примерно своего размера, а теперь оказался не лучше похотливого старого пердуна.

Я приехал домой, принял холодный душ, побрился и ощутил себя более или менее человеком после нескольких таблеток аспирина и трех чашек кофе, от которых сердце забилось резвее. Интересно, подумал я, не станет ли мой желудок через пару месяцев вольной жизни понемногу приходить в себя, и кто знает, не обрету ли я в конце концов пищеварительный покой.

Я приехал в Стеклянный Дом за полчаса до начала смены. Начистив черные ботинки с высоким верхом, отполировав пояс и пройдясь по значку тряпочкой с полировальной пастой, я немного вспотел, зато настроение намного улучшилось. Затем я надел новую форму, потому что вчерашняя была заляпана кровью и голубиным пометом. А когда я нацепил сверкающий значок и сунул покрытую шрамами дубинку в хромированное кольцо на поясе, мне стало еще лучше.

Круц, как и обычно, сидел на разводе рядом с командиром смены лейтенантом Хиллардом, и несколько раз поглядывал на меня, словно ожидая, что я сейчас выйду вперед и сделаю великое объявление о том, что у меня сегодня последний день. Конечно, я этого не сделал, и вид у него оказался немного разочарованным. Ужасно не люблю никого разочаровывать, особенно Круца, но я вовсе не собирался уходить под гром фанфар. Мне действительно хотелось, чтобы лейтенант Хиллард провел сегодня утром инспекцию, мою последнюю инспекцию, и он ее провел. Он прихрамывая прошелся вдоль строя и сказал, что мои ботинки и значок смотрятся на миллион, и ему очень хочется, чтобы некоторые молодые полицейские выглядели хотя бы наполовину так эффектно. После инспекции я выпил из фонтанчика примерно кварту воды, и мне стало еще лучше.