В выходные дни горожане покидают свои квартиры и отправляются кто куда. Страстные любители ловить рыбу забираются подальше от людных мест и, выставив десяток удилищ, зорко всматриваются в поплавки; охотники, оставив дома ружья, забредают в лесные чащи, высматривая угодья для осеннего и зимнего сезонов; художники, расставив мольберты на полянках, пытаются отобрать у солнца и леса краски для своих полотен. А на белых косах и песчаных берегах Донца, как только пригреет солнце, располагаются живописными группами любители искупаться.
Подполковник Малахов, дойдя до крутого спуска к воде, остановился, хотел взять на руки четырехлетнего сына.
— Я сам! — запротестовал сын.
— Упадешь, — засмеялся отец.
— Не упаду, — заверил сын и смело шагнул на круто сбегающую тропу. — Я уже ходил здесь, — и, балансируя руками, чтобы устойчивее держаться на ногах, быстро побежал вниз.
Из-под ног ребенка покатились камушки, он, заглядевшись на них, забыл о крутизне тропинки.
Отец поспешил к нему на помощь, но сын оглянулся, засмеялся и побежал.
— Вовка! — строго крикнул отец, пытаясь схватить его. Сын сбежал с горки, утонул ногами в песке и со всего маху шлепнулся вниз лицом. — Я так и знал! — сказал отец, останавливаясь над распростертым сыном. — Поднимайся быстрее!
Вовка, тяжело сопя, поднялся, шагнул, потом остановился, снова обдумывая, куда направиться.
Малахов расстегнул ворот гимнастерки, вытер вспотевший лоб.
— Поедем, Вовка, на ту сторону, — предложил он сыну.
— А там мороженое есть? — серьезно спросил Вовка.
— Там дятлы есть, — засмеялся отец.
— Мне дятлы не нужны, я хочу мороженого, — пояснил Вовка. — А потом можно и дятлов.
— Ну, ну, ладно, — улыбнулся отец. — Сегодня твой день. Пойдем вон к тому киоску, там будем купаться, — сказал подполковник. — А привезут мороженое — купим. Но там тоже жара несносная, — говорил Малахов, идя за сыном.
— Товарищ подполковник! — окликнул кто-то Малахова.
— Да! — обернулся он, застегивая воротник.
К нему подошел высокий мужчина и, взглянув на погоны, спросил:
— Вы товарищ Малахов?
— Да, я. В чем дело?
— Товарищ подполковник, я только что приехал в Крутые Горы. Сам я местный житель, Иванов... — Он коротко рассказал о себе и замолчал, ожидая вопросов.
Подполковник, внимательно глядя на него, сказал:
— Слушаю.
Вовка отошел от отца, стащил с себя рубашку и уселся на песок.
— Могу ли я задать несколько вопросов? — спросил Иванов.
— Прошу, — посматривая на сына, ответил Малахов.
— Откуда известно, что геолог Тропинин расстрелян фашистами?
— Из архивов гестапо, — подполковник чуть ссутулился.
— Когда?
— В ноябре 1941 года.
— В ноябре 1941 года... — медленно повторил Иванов и решительно заявил: — Этого не может быть!
— Как не может быть? — строго посмотрел на него подполковник.
— Я видел его в сорок втором году в Освенциме, — уверенно проговорил Иванов, — собственными глазами видел. Меня выводили из пыточной, а его вели туда. Я видел его вот так близко, как сейчас вас. Здесь что-то не так.
— Вы один раз встречались?
— Мне этого вполне достаточно, ведь я хорошо знал Бориса Антоновича. Мы с ним работали вместе в последней экспедиции. Мне удалось бежать из Освенцима, я был командиром польского партизанского отряда...
— Та-ак... Вы утверждаете, что не ошиблись?
— Нет! Потом мы узнали, что Тропинина отправили в Майданек. Это было весной сорок третьего года.
— Благодарю, товарищ Иванов. Мы займемся проверкой.
Подполковник отвел домой Вовку. В кабинете, затребовав дело гестапо о Тропинине, внимательно просмотрел его. Выходило, что Тропинин расстрелян за отказ работать на Германию. Малахов снял трубку телефона, позвонил Галине Аркадьевне.
— Вы и сегодня на работе? — спросил подполковник.
— А вы? — засмеялась она в ответ.
— Мне, наверное, положено, — улыбнулся Малахов.
— Мне тоже. Дома никого — сын уехал на Донец... — она помолчала, — путешествовать. Одной скучно.
— Галина Аркадьевна, мне надо с вами поговорить. У вас есть время? Не возражаете, если я сейчас зайду за вами и... — Малахов улыбнулся, — и провожу вас домой? Хорошо?
Подполковник, выслушав рассказ Галины Аркадьевны о Борисе Антоновиче, о сыне, попросил разрешения забрать все письма мужа для ознакомления.
— Больше ничего нет? Записей каких-нибудь, заметок, рукописей? — спросил он. — Может, дневники?
— Нет, — грустно ответила Галина Аркадьевна. — Вот это последняя весть... — она указала глазами на зеленую записную книжечку. — До ее получения я все еще надеялась... И сама не знаю почему, а надеялась. Теперь никаких надежд.
— Да, — посочувствовал Малахов. — Вы говорите, когда они должны вернуться?
— Через неделю, Иван Андреевич.
— Так... Галина Аркадьевна, а по-вашему, Горчаков хороший человек?
— Если уж души мальчиков покорил, то должен быть честным, — улыбнулась женщина.
— Простите, Галина Аркадьевна, что побеспокоил. Наша работа такая. — Он забрал со стола все бумаги и попрощался.
— Иван Андреевич, — задержала его Галина Аркадьевна. — Там на конверте приписка какая-то... непонятная. Я не понимаю до сих пор, что он нашел? Я думаю, что это он написал, когда вступил в армию. Ведь его не брали, он добивался.
