Синий кобальт: Возможная история жизни маркиза Саргаделоса - [101]

— Привилегии существуют не для того, чтобы пользоваться ими во времена напастей, когда следует забыть о своих принципах, чтобы позаботиться о совместной безопасности, — вновь вслух стал рассуждать Антонио.

Он продолжал впустую рассуждать сам с собой. Вспомнил, что когда речь шла об оплачиваемых перевозках, то среди местных селян что-то не оказывалось такого количества знатных людей или таких, у кого родственник ходит в рекрутах, работает на таможне или служит в войсках, или обладателей гербовой бумаги, ибо таковы были основные предлоги увиливания от обязанностей, — те самые доводы, которые все они, один за другим, стали приводить с радостного согласия и, кто знает, не при гнусном ли подстрекательстве судьи Антонио Коры.

Антонио понял, что его обошли. Королевский суд настаивал на том, чтобы он производил боеприпасы, а местные жители отказывались доставлять ему дрова, в результате чего завод начал часто останавливаться по причине нехватки дров, и вскоре потери стали весьма значительными. Тем временем тот же Королевский суд через всяких там зятьев и кумовьев, дрожавших за свои посты, поддерживал действия селян, которых, таким образом, подталкивало на эти действия не только их положение в обществе, но и поощрение со стороны судей, среди чьих родственников было немало идальго и попадались священники, а некоторые сдавали в аренду земли, и их весьма тревожил новый уровень жизни, возникший на полуострове благодаря первым доменным печам. И вот теперь он сидит здесь, на скалистом берегу, и тянет время, не решаясь наконец вернуться в свой дворец в Саргаделосе.

Приехал брат Венансио, чтобы помочь ему составить донесение в адрес судей, где он нападал на местное правосудие, взывая к патриотическим чувствам, ибо «вместо того, чтобы обеспечить исполнение приказов его благородия королевского интенданта, они не выполнили сего, демонстрируя мятежность духа, упрямство и непослушание судебным предписаниям, а также полное пренебрежение общественным благом, выражающееся, в частности, в настоятельной критике ведущейся войны, высказанной под прикрытием ложных предлогов и уловок, демонстрирующих ненависть, мстительность и двуличие по отношению к тому, как ваша милость смотрит на предприятие».

Это правда, что реляция была подписана, в частности, Франсиско Асеведо, но верно и то, что речь шла о его родственнике и управляющем. Не пощадил он и судей Бурелы и Портосело. Борьба шла не на жизнь, а на смерть. И он ее проиграл. Еще чего, проиграл! Теперь он вознамерился все это восстановить. Он не мог позволить сломить себя и теперь был готов извлечь из всего происшедшего уроки, какими бы они ни были. Уж он покажет, на что способен, этой кучке злопыхателей. Ведь он — почетный комиссар флота с 1794 года, и теперь именно он в один прекрасный день выдаст разрешение на дрова с горы.

Вязальщицы сетей будут нуждаться в нем, чтобы красить сети с помощью ивовой коры; бондари — чтобы использовать орешник, из которого они делают обручи для бочек; корзиночники — чтобы добывать ивовый прут; он разрешит им брать в горах дрова, но нужно будет помогать производить там лесные посадки и бесплатно возить дрова на завод; не всегда, конечно, но иногда все же придется; и придется распределять между собой обязанности и подчиняться власти короля, ведь если он, Антонио Ибаньес, подчиняется ей и работает бесплатно, то так должны поступать и другие, а если не хотят, то пусть берегутся. Недаром же ходили разговоры о том, что он не раз заключал непослушных в колодки на два дня и больше, оставляя без хлеба и воды, надевая колодки не только на ноги, но и на шею. Ну а теперь он даст подтверждение этим слухам, пусть готовятся, он уже здесь и пойдет на все в намерении восстановить свою империю, чего бы это ни стоило.

В нем стал нарастать глухой гнев. Эти его решения меняли все. Местная знать, вместо того чтобы поддерживать его, свою ровню, подстрекала крестьян, чтобы они свергли его; впрочем, не стоит беспокоиться: потихоньку вода снова вернется в свое русло. Уж об этом он позаботится.

8

Он увидел, что по дороге к нему спускается его сын Шосе, юноша двадцати двух лет от роду, и на лице у него страх или беспокойство — он не знает, как встретит его отец, — а также, возможно, и радость оттого, что он наконец-то увидел его сидящего на камне и погруженного в мысли, как самый обычный человек, и это его отец, бог-создатель, почти всемогущий.

При виде сына у Антонио Ибаньеса сжимается сердце. Этот юноша, легко спускающийся по горной тропе, его первенец. Он вспомнил о нем в час, когда покидал Саргаделос, в самый разгар мятежа, и подумал, какое мнение может сложиться у сына по поводу его бегства. Сейчас Антонио не помнил, велел ли он ему оставаться здесь в ожидании его или же распорядился, чтобы он уехал с матерью и другими братьями и сестрами в Риа-де-Ароуса, чтобы найти приют в гостеприимном доме Шосе Андреса Гарсии, его компаньона по Саргаделосу до девяносто пятого года, когда Ибаньес выплатил ему триста пятьдесят тысяч реалов, чтобы остаться полновластным владельцем, в один из самых ужасных моментов кризиса, которые ему когда-либо довелось пережить вплоть до недавней катастрофы, до страшной катастрофы тридцатого апреля девяносто восьмого.